– Холод, дождь, снег, – возразил священник.
Правильное замечание, очевидное. И крыть Назгалу нечем, кроме:
– Холод мне не вредит.
– С чего бы так? – казалось, священник ничуть не удивился.
Крестьяне назвали чужака демоном, утопленником. Разве это не ответ. Но священник видел перед собой мальчишку. Странного, не без этого. И все же – человек. Под кожей и хорошей прослойкой жира мышцы, кости, по сосудам бежит кровь. Холод должен его выжать, удавить в объятиях.
– Не верится мне, что не ощущаешь ты холода, – сказал священник.
– Тебя только это удивляет?
– Он говорил, – вставила Дшина, следящая за разговором, – нужно отказаться от потребностей. Тогда освободишься.
– Это невозможно.
Назгал пожал плечами. В этом они сходятся. Хватило несколько месяцев, прошедших после долгой ночи, чтобы понять эту простую истину.
– Невозможно, – продолжал священник, – к тому же, мудрецы пытались воплотить идею, высказанную тобой, в жизнь.
– Чего?
О таком Назгал не слыхивал. Да и откуда ему. Но не это поразило парня больше. Откуда простому деревенскому священнику знать подобное. Ладно, Борд рассказывал про всяких умников, сидящих в столице. Борд – воин. Ходил везде, много видал, слухом не обделен. Все видит, слышит, а опыт помогает соединять разрозненное в единое.
Деревенский служитель культа не может рассуждать подобным образом.
– И нагота твоя не является чем-то уникальным, – священник улыбнулся. – Я не говорю про дальние земли, что за границей ветров. Достаточно пройти шесть тысяч шагов, держа восходящее солнце по левую руку. Ты окажешься там, где люди облачаются в грубое тряпье лишь бы защитить бронзовую кожу от солнца.
– Да кто ты такой? – прошептал Назгал.
– Разве важно, как зовут меня местные? За именем ты не заметишь меня настоящего.
– Он говорил о таком же! – воскликнула Дшина. – Отец… такое вы нам не говорили.
– Дшина, разве услышат меня? А услышав, поймут?
Девушка покачала головой.
– Принести вам поесть?
Гости кивнули. Услышав столько необычного, они поняли, что уже не чужаки здесь. Назгал взглянул на Дшину, заметил странный огонек в ее глазах. Вроде бы чужак говорил тоже самое. Эти слова, произнесенные знакомым ей с детства человеком, обрели вес и форму. Закрепились надежней тысяч проповедей, что слышала девушка за все это время.
Только девушка не могла ответить, что за странный человек их приютил. Имя Назгала не интересовало. Хотя Дшина назвала его – Эстиний.
Оставив старого воина, что взращивал рекрута, в деревне, Назгал обрел нового наставника. Если в его действиях не прослеживается нечто хитроумное. Несколько притч Назгал знал, хотя не мог бы пересказать их подробно. В одной из таких описывалось, как отмеченный Хранителем человек путешествовал, находя разных учителей, мудрецов. Сначала его вел воин, потом мудрец.
Воин меча и воин слова.
Обычно притчи заканчивались смертью героя. Неизменно описывалось это как благо. Освобождение от земных оков.
Помереть – простой выход, чтобы освободиться. Назгал это понял еще в тот момент, как его увели из родной деревни. И все же он избегал простого решения. Ведь это означало конец. В любом случае. Независимо от того, во что верил человек.
Ведьмы тоже оставляли это право за пленниками. Большинство предпочитали смерть. Трусили и отступали в забвение. Лишь редкие готовы бороться за существование. Именно бороться, а не пережидать угрозу.
Священник принес простую еду: холодная каша с ложкой меда, приготовленные на пару овощи. Хлеб и сыр. Никаких излишеств, никакого мяса. Отведав сыра, Назгал вспомнил его особенный вкус. Соленый до горечи сыр скрывал в себе забытые ощущения.
