– Я тебе позвоню, как только буду в Питере. Обязательно позвоню. Я же уже все сказала. Ничего нового. Все как планировала. И мне не очень удобно сейчас разговаривать, я мешаю людям, – голос звучал раздраженно. В раздражении, впрочем, слышалось и смущение. Разговор женщина прекратила быстро.
Бахметьев про себя хмыкнул – нет ничего более неловкого, чем вот эти все выяснения по телефону. Его Лена тоже любила задать какой-нибудь вопрос, на первый взгляд невинный, но почему-то отвечать на него при всех было ужасно неприятно. А Лена, как назло, повторяла вопрос и повторяла, а потом еще и спрашивала: «Тебе что, неудобно со мной разговаривать? А ты вообще где?» Олег поморщился – ему стало жаль женщину, которая никак не может отвязаться от телефонного собеседника. А то, что это именно мужчина для нее не посторонний, было очевидно. С друзьями и подругами разговаривают лихо, их обрывают на полуслове, не заботясь, обидятся они или нет. Бахметьев поерзал и осторожно наклонился в проход – ему хотелось рассмотреть говорившую. Но в это время кто-то вскрикнул, возникло небольшое оживление. Кто-то охал, кто-то говорил. Выглянув из-за спинки впереди стоящего кресла, Бахметьев увидел, как кто-то протягивает салфетку худенькой женщине, а она пытается стянуть с себя свитер. Свитер узкий, а потому, раздеваясь, женщина невольно обнажила загорелый подтянутый живот, потом появилась белая футболка, которая тоже угрожающе полезла вверх. Наконец свитер был снят, и Бахметьев увидел узкие бедра, обтянутые темными джинсами, тонкую талию, аккуратную высокую грудь. Рыжие волосы женщины немного растрепались, и она пыталась их пригладить. Наконец она села на свое место, подняла ладони к пунцовым щекам и… улыбнулась. Улыбка была смущенная и одновременно лукавая. «Черт, какая!» – подумал Бахметьев и тут же остолбенел, глядя во все глаза. Так он просидел несколько секунд, а потом с проворностью краба спрятался в своем углу. Просидев так неподвижно, Олег медленно-медленно, почти по-пластунски, перебрался на пустующее соседнее место. «Вот только этого не хватало!» – с тоской подумал он, понимая, что от хорошего настроения ничего не осталось.
Наши воспоминания порой обманчивы, порой вообще не имеют ничего общего с прошедшей реальностью. Еще мы обожаем сочинить то, что нам удобно предъявить себе и окружающим по истечении солидного срока. «Я никогда не умела считать! У меня по математике еле-еле тройка была!» – восклицают дамы, когда их спрашивают, почему превышен лимит на банковской карте. Обычно муж не верит таким пассажам, но, главное, оправдание найдено.
Дина Васнецова предпочитала быть честной. Она старалась не лукавить и не утверждать, что школьные годы – это лучшие годы ее жизни. И при этом она всегда подчеркивала, что именно в старших классах появились те черты характера, которые определили всю ее дальнейшую жизнь.
До шестого класса ей в школе вообще было неинтересно. Все, что они учили, читали и о чем им рассказывали, она знала. Ее бабушка всему научила, все прочитала и все рассказала. Это, впрочем, не отменяло троек и двоек в ее дневнике. Но плохие оценки были свидетельством невнимательности и неусидчивости, а вовсе не отсутствия знаний. Так сказала учительница маме. Дина сама это слышала. И когда кто-то из родителей делал ей замечание, она особо не расстраивалась.
