Счастью равная даль. 2 книга - страница 8



Это я говорю вам своей душой!
                                     Да и зачем врать мне?!
Вот они и послали меня
                                  сказать вам об этом.
И ещё велели сказать,
                      что меж вами проживает тайна.
…Не машите, пожалуйста,
                     перед моим лицом пистолетом,
Пистолеты иногда стреляют
                                        совсем не случайно.
2007

«В мезозойскую эру я нé жил…»

В мезозойскую эру я нé жил,
Но ген мезозойский во мне пыхтит.
И даёт знать о себе, и нежит
Нежнее, чем современный хит.
И в будущих веках, как в чащах,
Я не блуждал, но ощущаю их
Острее зим и лет настоящих,
Любовий и ненавистей моих.
И время, в котором суждено умереть,
Не запомнит меня, но оно запомнит,
Как будет осенний лес гореть
Золотом листвы и светом уже заоконным.
2007

«Над листвой, покрытой росой…»

Над листвой, покрытой росой,
                              как гусиной кожей,
Осень в лодке плывёт,
                      конопаченной огненным летом.
Если б был я хотя бы
                            чуть-чуть помоложе,
Я ни капельки не загрустил бы об этом.
Но грущу, что старость
                        подкралась вечернею зорькой,
Правда, в старости есть
                                любопытная прелесть:
Ощущать, как ликует душа
                                 под скорлупкою горькой,
Словно в детстве далёком,
                                     мечтая, надеясь.
Потому
      я течению жизни осенней послушен.
Знаю, знаю, зима подойдёт незаметно —
Поплыву,
         никомушеньки вовсе не нужен,
К новым вёснам,
                    к нескончаемым зимам и летам!
2007

«В детстве любил я глядеть на закат…»

В детстве любил я глядеть на закат,
Сидя на берегу, подогнув колени,
Не понимая ещё, что я сын и брат
Жуткой вселенской радости и лени.
А когда закат
                становился багряно-свинцов
И когда, проголодавшись,
                                   я вспоминал о хлебе,
Озеро к небу приподнимало своё лицо
И растворялась душа моя
                         во всём, что мерцало на небе.
Пахнул печкой домашней
                            румяный небесный ломоть,
Я с домашним в руке
                              его сравнивал, мерил…
И смотрел мне в глаза,
                                улыбаясь, Господь,
И сходил с облаков потихоньку на берег.
2007

«Вырву нож из груди и…»

Вырву нож из груди и,
            захлёбываясь гортанной кровью,
Скорчусь,
          обопрусь о край уползающего стола,
И гляну на тебя
                    с жестокостью и любовью,
И палец к губам приложу:
                                   «Ты не делал зла».
И ты, набрав воздуха в лёгкие,
                                  облегчённо вздохнёшь,
Закуришь, опять поглядишь на меня
                                                   недоверчиво.
И носовым платком мою рану заткнёшь
И в милицию позвонишь:
                         «Тут один… опрометчиво…»
И приехавшая милиция
           в составленном с моих слов протоколе
Отметит,
Всё понимая и узаконивая мою ложь,
Что была попытка
На самоубийство по собственной воле,
Что и подтверждают приятель
                                    и окровавленный нож.
2007

«Утром проснёшься…»

Утром проснёшься —
                          душа ещё где-то витает.
Спустишь ноги с дивана,
                    чтобы в тапки худые попасть,
А душа тут как тут!
И платочком своим обметает
                                        тапки стёртые,