– Антон, я…
Коньячные глаза прищуриваются:
– Ты?..
– Я не смогу! Ты же знаешь, у меня ничего не получится!
– Мы обсудили это. Ты согласилась. Мы приехали к чёрту на рога для чего? Для того чтобы посмотреть, как ты будешь распускать сопли?
– Я не смогу… не смогу… не заставляй меня…
– Спасибо за сотрудничество. Вышла из машины.
– Нет!
Перегибается через меня, открывает мою дверь, толкает в плечо:
– Катись отсюда.
Я упираюсь руками и ногами, в пол, в потолок, хриплю:
– Не надо, пожалуйста! Я сделаю, я всё сделаю!
Катиться мне некуда. Уже некуда. Нужно успокоиться, я делаю только хуже, я рою себе могилу. Настоящей себе, не той, что лежит в моем гробу.
– Иди.
– Дай мне минуту!
Тяжело дыша, откинулась на спинку сиденья, закрыла дверь. Его не за что винить, он даёт мне шанс, ещё один и последний. Я облажалась. Меня узнали. Разоблачили. Рано или поздно, меня бы всё равно поймали. Антону пришлось инсценировать мою смерть, чтобы полиция от меня отстала и не вышла на остальных. Ему не понаслышке известны дотошность и методы следователей, и он ещё не доверяет мне, опасается, что на допросах я сдам всех с потрохами. Выходов было два. Или действительно прикончить меня, или сделать так, чтобы весь мир думал, что я умерла. Первый вариант был предпочтительнее ввиду своей незамысловатости, второй был сложнее, но мне повезло. Сегодня мы хоронили чужой труп, обгоревший в моей машине и обвешанный моими драгоценностями – старый, как мир, беспроигрышный трюк. Я старалась не задаваться вопросом о том, насколько этот труп был мёртв, когда выбор Антона пал именно на него. Меня же ждали новые документы и ссылка в Беларусь или Казахстан на выбор.
– Пожалуйста, – шептала я вчера в трубку, набравшись смелости. – Я не хочу. Есть хоть один шанс, что ты разрешишь мне остаться работать с вами?
– Мы уже всё решили. Билеты на поезд у меня, собирай свои…
– Антон, пожалуйста. Я больше не подведу, обещаю. Если это случится, ты можешь… можешь меня убить.
Кусая ноготь большого, я слушала тишину
– Если б для меня это было легко, завтра тебя бы хоронили по-настоящему, – сказал он.
– Я знаю, я всё понимаю. Я сама себя прикончу, клянусь, тебе не придётся…
– Я подумаю.
Антон резко положил трубку.
И он подумал. И придумал экзамен настолько чудовищный, что мои нервы, которые я по наивности своей считала прочнее стальных канатов, теперь сдавали и лопались. Я слышала этот треск у себя в голове, ещё немного, и от него начнётся мигрень. Я накрыла рукой его ладонь, лежащую на чёрной кожаной обивке между нами.
– Прости. Я просто разнервничалась. Ты знаешь, сколько лет я не видела этот дом?
мне нужна небольшая передышка, нужно собраться с силами
– Сколько?
– Девять.
Девять лет назад здесь состоялись другие похороны. Всё то же самое, те же табуретки с нашей кухни, белые с чёрными ножками, те же старухи. Даже еловые ветки казались теми же самыми, будто их так и не удосужились убрать с прошлого раза. Я повернулась к Антону. Его глаза больше не были спокойными, в них появился намёк на человечность.
– Девять лет назад перед этой калиткой стоял другой гроб, – тихо сказала я. И кажется, он был очень похож на этот, тоже бордовый и с рюшами. Только он был открыт, и в нём я видела последнего родного человека.
ну что, бабуля, твой бог впустил тебя в рай?
Антон потянулся за новой сигаретой. Он много курит, иногда по две пачки в день и это не считая сигар. А мне не разрешает, обещает вырвать губы, если узнает.
