Нехватка воздуха, похоже, становится единственной причиной для Смирновой, чтобы отстраниться. Для меня, конечно, не только она, а то, что ещё чуть-чуть, и поцелуем бы точно не ограничилось.
Дыхание смешивается. Наши лица ещё близко, а вот руки и тела уже разъединены.
У Смирновой не глаза, а океан. В них не смотришь — в них с разбегу ныряешь без какой-либо страховки. В глубину, в бездну. И утонуть готов.
Вот только Кристина против — резко отворачивается от меня. Но хорошо хоть из машины не выходит.
Мне впервые так сильно хочется нарушить собственный принцип не зажигать со своими студентками, пусть даже временными. Смирновой я и так думал сделать исключение, но ещё не забывал об осторожности. Теперь даже это на задний план отходит.
Уверен, что возбуждение от меня исходит волнами, а обстановка в этой машине накалена более чем до предела. Меня всё ещё ведёт, и никак мысли собрать не могу.
Смирнова Кристина… Что она со мной делает? Ни от какой другой девушки раньше настолько не штырило. Мне ведь уже тридцадка, держать себя в руках умею. Мозги вроде преобладают над гормонами.
Вроде. Потому что насчёт Смирновой я уже ни в чём не уверен.
Казалось бы, просто поцелуй...
Непроизвольно качаю головой. А потом бросаю взгляд на Кристину, сосредоточенно смотрящую в окно. А мы ведь так и не отъехали от общаги, я совсем рехнулся?
Нет, ну понятно, что уже темно, да и припарковался я так, что вряд ли нас кто-то увидит, если только специально не подойдёт и не будет заглядывать в окна. А таких придурков тут нет. Но это не повод лишаться разума и становиться главным придурком на ближайшие километры.
Но сознание не особо слушается. Оно требует другого — того, чтобы Крис снова посмотрела на меня, а не избегала встречи взглядов упорно.
— Ты вроде хотела знать, как у меня дела, — мысленно подбирая подходящую тему, вспоминаю я. Она вздрагивает, но не оборачивается. — Так вот, дела у меня отлично, — тогда добавляю более развязно, открыто намекая на тот поцелуй.
Провокация действует. Смирнова вообще всегда ведётся на мои поддразнивания, тут же задаётся целью доказать, что я обнаглел и не имею право.
Поворачивается ко мне с возмущённым взглядом и нахмуренными бровями.
— Вы слишком много себе позволяете, Ярослав Андреевич, — строго и отчуждённо отчитывает, а у самой щёки слегка заливаются румянцем.
Ей даже говорить об этом волнительно. А вспоминать, наверное, тем более.
— Так не только я себе это позволил, но и ты мне очень даже ответила, — вкрадчиво напоминаю, жадно вглядываясь в то, насколько румянец на щеках Смирновой становится ярче, а нижняя губа слегка прикусывается зубами.
Губы у неё, кстати, чуть припухли от моего поцелуя. И это заводит не меньше. Хочется больше таких вот отметин своего воздействия на Кристине оставить.
Она слегка мнётся… И я уже собираюсь добавить что-то ещё, более успокаивающее — не изверг всё-таки вот так девчонку неопытную дразнить, к тому же, мою студентку. Но не успеваю, неожиданно услышав смущённый вопрос:
— Кстати, как?
Офигеть. Она серьёзно меня это спрашивает?
Вижу, что да. Даже ответа ждёт. Вспоминаю, что для девочки это первый поцелуй и понимаю, что, видимо, грузится всякой хернёй типа техники и тому подобного. Даже умиляет.
Неужели сама не прочувствовала, как нас увлекло? Знаю же, что да, отклик там такой был, что при одной мысли меня снова ведёт.
— Так, что до сих пор штырит, — сдавленно отвечаю, одновременно взяв её ладошку в руку и опустив её к себе на ширинку.
