Таким было начало.
Сейчас, следя за ущельем, не покажется ли кто там, Дэвид думал о том, когда же все это закончится. И доживет ли он до конца.
Он хотел выжить.
За выпивкой в «Ландыше», в одном из вашингтонских баров, Дэвид Сполдинг сравнивал «Фэрфакс» с мастерской. Учебный лагерь и являлся по сути ею. Но тогда он еще не знал, сколь точным окажется данное им определение. И что «Фэрфакс» – не просто мастерская, а огромное предприятие, работающее и день и ночь без перерыва.
«Фэрфакс» не отпускал его от себя и сейчас, когда он находился вдали от него, в тылу врага.
Иногда, почувствовав, что перенапряжение физических и духовных сил достигло предела, Дэвид давал себе передышку. Он сам определял тот момент, когда должен был остановиться. О том, что необходимо сделать перерыв, говорили ему или притупление осторожности… или излишняя самоуверенность. Или скоропалительность в принятии решений, которые лишали кого-то жизни.
Или могли бы отнять ее у него самого.
Порой он слишком легко принимал решения. И это пугало его. Не на шутку тревожило.
Дни, отведенные им для восстановления сил, он проводил по-разному. Отправлялся на юг, в прибрежные районы Португалии, где в своих фешенебельных поселках пытались укрыться от ужасов войны толстосумы. Или наезжал неожиданно в Коста-де-Сантьяго, чтобы повидаться с родителями. Или просто оставался в посольстве в Лиссабоне, стараясь вникнуть в бессмысленные премудрости нейтралитета. Младший военный атташе, он никогда не носил формы. На улице она была ему ни к чему, и хотя на территории посольства военному атташе вроде бы и следовало ходить в ней, он все равно не делал этого: никто там не обращал внимания на подобные вещи, сам же он не очень любил расхаживать в военном обмундировании, предпочитая встречаться с людьми в гражданском костюме. А встреч у него было немало. На взгляд своих сослуживцев, он был излишне общителен и имел еще с довоенных времен слишком уж много друзей. Ну а вообще-то он не интересовал особо никого из товарищей по работе, относившихся в целом к нему как к фигуре малозначительной.
В такие периоды, свободные от опасных, тревожных занятий, он отдыхал. Заставлял себя ни о чем не думать, пытался как можно быстрее вновь прийти в норму.
Четыре года и четыре дня назад он и представить себе не мог, какие мысли будут одолевать его потом. В те дни, когда у него появлялось свободное время. Свободное время, которого в данный момент он не имел.
В ущелье никто не появлялся. Довольно странно. Он взглянул на часы. Группа из Сан-Себастьяна явно запаздывала. Это был сбой. Прошло лишь шесть часов с тех пор, как французские подпольщики передали по радио, что все спокойно, никаких осложнений. Группа уже отправилась в путь.
Посыльные из Сан-Себастьяна должны были доставить на место встречи фотоснимки немецкого аэродрома севернее Мон-де-Марсана. Стратеги в Лондоне уже уши прожужжали о них. И вот теперь наконец-то фотографии получены. Но четверым – снова все то же чертово число! – подпольщикам они стоили жизни.
Если бы все было нормально, группа давно бы уже прибыла на место и стала поджидать человека из Лиссабона.
Внезапно он заметил впереди – как далеко, трудно было сказать, но ему показалось, что в полумиле от него, – вспышку света. По ту сторону ущелья, на одном из невысоких холмов.
Вспышки следовали одна за другой, в ритмической последовательности, через равные промежутки времени. А это значит, что они не были случайной игрой света, а производились сознательно.
