– Вот и отлично! У меня вконец расшатаны нервы!.. Я принимаю ваше предложение насчет ресторана. Возьмите заботу о нем на себя, а я тем временем вызову по телефону свою машину.
– Как вам угодно. А может, будет проще, если вас доставит туда мой личный шофер? Я уже говорил вам, там нечто вроде закрытого клуба. Шофер, молодой парень, знает, как все устроить. – Альтмюллер взглянул на Дитрихта. Их глаза встретились на короткое мгновение. – Фюрер будет огорчен, если узнает, что я чем-либо вам не угодил.
– Хорошо, я согласен. Так и в самом деле проще. Не будем же расстраивать фюрера.
Дитрихт выбрался из своего кресла. Альтмюллер тоже поднялся и подошел к нему.
– Благодарю, господин Дитрихт, – сказал помощник министра, протягивая руку. – Придет время, и все узнают о вашем выдающемся подвиге. Вы подлинный герой рейха, mein Herr. Для меня большая честь быть знакомым с вами. Адъютант проводит вас к машине. Шофер уже ждет.
– Замечательно! До свидания, господин Альтмюллер!
Иоганн Дитрихт вышел вразвалочку. И тотчас же Франц нажал кнопку на своем столе.
К утру Дитрихт будет уже мертв. И если кто-то и отважится говорить об этом ужасном, загадочном событии, так только шепотом.
Дитрихта, которому не повезло на сей раз, должны непременно убить.
И тогда не останется ни одной нити, которая связывала бы переговоры в Женеве с правителями рейха. А заправлять всем в Буэнос-Айресе будут отныне Эрих Райнеман и бывшие его собратья по бизнесу в немецкой промышленности.
Он же, Франц Альтмюллер, тут ни при чем.
Истинный руководитель операции предпочтет и впредь укрываться в тени.
15 декабря 1943 года
Вашингтон, федеральный округ Колумбия
Свенсону не по душе были методы, к которым приходилось порой прибегать. Все это, чувствовал он, лишь начало нескончаемой цепи обманных ходов, которые претили ему, как человеку, не склонному к нечистой игре. И хотя в ловкости он, возможно, и не уступал искушеннейшим в грязных делах махинаторам, то обстоятельство, что генерал принял участие в сомнительной сделке, объяснялось исключительно его верностью долгу, требовавшему от него определенных жертв, но никак не присущими ему внутренними качествами.
А методы и впрямь не отличались благородством. Взять хотя бы слежку за людьми, не подозревающими даже, что они денно и нощно находятся «под колпаком». За ними неустанно надзирают, ловят каждое их слово. А те между тем совершенно свободно, без всякой опаски выражают свои мысли, чего, понятно, не стали бы делать, если бы знали, что глаза и уши – буквально повсюду и все, что они говорят, с помощью подслушивающих устройств записывается тотчас на пленку. Такого рода работой должны заниматься принадлежащие к иному миру лица. Вроде Эдмунда Пейса. Но никак не он, генерал Свенсон.
У этих людей было все, что им требовалось для успешной работы. Для конфиденциальных встреч в распоряжении военной разведки имелись специально оборудованные помещения, разбросанные по всему Вашингтону, и к тому же в самых неожиданных местах. Пейс дал Свенсону целый список таких «уголков», и тот выбрал отель «Шератон». Четвертый этаж, номер 4М. Из двух комнат, как значилось в перечне апартаментов. В действительности же там имелась еще одна, третья по счету, комната, но о ней знали не многие. От остальных двух помещений ее отгораживала стена с зеркалами одностороннего обзора, позволявшими наблюдать за всем, что происходило снаружи. В потайном закутке, на полках под обзорными зеркалами, размещались магнитофоны. Усилители доносили внутрь речь из наружных комнат практически без всяких помех. Правда, написанные в легких, пастельных тонах картины импрессионистов, прикрывавшие и в спальне, и в гостиной обзорные зеркала, должны были, казалось бы, мешать визуальному наблюдению за номером. На самом же деле они ничему не мешали.
