Домострой. О, Господи, домострой!
Вабилов задавил в себе смех – надрывный, горький, со слезками, – и ответил вежливо.
– Нет, не является. Со дня на день мы ожидаем пополнения семейства, и потому моя жена сочла, что рожать и получать награду одновременно будет уж слишком даже для самой эмансипированной женщины.
– О! – корреспондентка явно оживились. Фагоциты, парабиоз – кому это, если честно, интересно, а вот личный момент! – Тогда вас можно поздравить дважды.
– Рано, сударыня, рано. Постучите по дереву.
Вабилов держал улыбку, как пятипудовый куль – напряжением последних сил.
Они не посмеют. Они не посмеют.
– До вечера, господа, – атташе демонстративно посмотрел на часы. – У господина Вабилова очень плотный график. Сожалею, но сейчас он вынужден оставить вас.
Охранники оттеснили корреспондентов. Собственно, теснить не потребовалось, не толпа. Человек десять всего: трое своих, русских, местные, плюс скандинавы. Карманная пресса.
Они покинула зал важных персон Таллинского вокзала, зал, где двадцать минут шла хорошо импровизированная пресс-конференция – Вабилов, атташе, охранники. «Руссобалт», чёрный, длинный, блестящий, ждал их у специального выхода.
– Автомобиль консула. Прошу, – атташе подвел его к мотору. Шофёр, в казацкой форме – фуражка, штаны с лампасами, – распахнул дверцу.
Изнутри «Руссобалт» был не меньше, чем снаружи. Коврики на полу, занавески на окнах. Атташе сел рядом, один из охранников – вместе с шофёром, остальные – в мотор попроще, что пристроился позади.
– Трогай, Микола, – скомандовал в переговорную трубку атташе. Машина покатила тихо, едва слышно.
– Впервые в Ревеле? – атташе раскрыл погребец, притороченный к перегородке, отделяющей водителя от салона. – Выпьете чего-нибудь? Личные запасы консула, Ивана Андреевича.
– Был когда-то. Давно, он ещё нашим был.
– Нашим он и остался. Глядите, – атташе указал на окошко. – Вон, флаг на башне, Длинном Германе. Вольный город Таллинн, – атташе нарочито, не в две, а в пять букв растянул согласные. – У нас об этом флаге так рассказывают: премьер-министр электрический полотер завел. Куда тряпку половую деть? Ну, и решили – дать Ревелю вольную, а тряпку на место флага и назначить. Занадобится – назад отберём, в двадцать четыре минуты, – не увидев ожидаемой улыбки, атташе посерьёзнел. – Шутка, может, и не умная, но суть отражает. Ревель вольный город, покуда выгодно России. Через него идёт торговля с нейтралами, банковские и прочие связи. Приличия соблюдены, интересы тоже. А эстонцы пусть поснимают пенки нашего варенья. Так выпьете? Мартель, шотландский виски, нашу очищенную?
– Нет.
– И я воздержусь. Вечером расслабиться не грех будет, а с утра… – он вернул бокал на место.
– Далеко ещё ехать? – Вабилову стало тесно в просторном салоне. Может, действительно – стакашек? Сила слабых.
– Ревель, куда здесь поедешь? Приехали!
«Руссобалт» остановился рядом с особняком – белым, трёхэтажным, восемь колонн напомнили Большой театр. Маленький Большой театр. Князь Игорь.
Искупить нельзя ничего. Ни деньгами, ни жизнью. Можно покаяться. Кусочек свободы заверните, пожалуйста, вон тот, слева, он попригляднее будет. Счёт домой пришлите, мелких при себе нет, кончились.
Казачок, ловкий, крепкий парень лет двадцати, занялся багажом. Что багаж, пустяк, пара чемоданов.
– Иван Андреевич просил извинить – он в городе. Дела. Готовит ваше торжество. Знаете, в последний момент имеет обыкновение возникать раздрай. Согласование протоколов – Российского, Шведского и, разумеется, вольного города Таллина. Чьё место выше. Будто не ясно. Вы располагайтесь, располагайтесь. Гостевые апартаменты налево. Отдохните, сосните часок-другой, если хотенье есть. Про напряжённый график я так сказал, слукавил. Завтра, да, после награждения. А до – негоже, по протоколу не полагается.
