– Я иду в душ, – оборвал он ее и решительным шагом двинулся по лестнице на второй этаж.
Марни простонала и вышла в кухню.
До меня донесся шум бегущей воды, потом включилась конфорка, и Марни принялась говорить что-то на камеру, уже как обычно, нараспев. Я продолжала резать, продевать и завязывать ленты и складывать готовые меню в коробки.
Минут через десять Чарльз появился в гостиной, уже переодетый в джинсы, с мокрой после душа головой, и плюхнулся на диван рядом со мной. Он был такой большой, такой высокий – шесть с лишним футов роста, широкие плечи, накачанные мышцы, ради которых мужчины так убиваются в спортзале, просто потому, что хотят казаться сильными.
– Ты ее не приглашал, – произнесла я, отмеряя отрезок ленты между пальцами.
– Что? – спросил он.
– Ты врешь, – сказала я. – Ты ее не приглашал.
Не думаю, что он горел желанием признаться мне – будь у него выбор, он предпочел бы этого не делать, – но его заминка обнажила правду.
– Я не хочу, чтобы она присутствовала, ясно? – буркнул он.
– Я понимаю твое желание, – кивнула я, и это была чистая правда. – Я не стала звать своих родителей к себе на свадьбу.
– Вот именно, – заявил он.
Вероятно, он не понял меня, решил, что наши родители похожи и мы с ним думаем одинаково, в то время как это было совершенно не так.
– Потому что она больна, – продолжил он. – А я не уверен, что буду в состоянии терпеть все это в день собственной свадьбы, понимаешь? Если она там будет, это будет ее день, а не наш. Ты не представляешь себе, как люди реагируют на чужую болезнь. Стоит мне выйти с ней куда-нибудь, как все сразу же хотят поговорить про этот ее чертов парик, непрерывную тошноту и про диеты, которые излечивают рак. Это просто дурдом какой-то. Мне кажется, это ей нравится. Нравится быть в центре внимания. Думаю, оно придает ее жизни смысл. Придает смысл болезни. В общем, проще будет ее не приглашать.
– Но она же твоя мать, – сказала я.
– И что?
Он уже вытащил из кармана телефон и отвлекся на кого-то еще где-то в другом месте.
– Не можешь же ты не пригласить ее из-за того, что она больна, – проговорила я. – Она вообще в курсе того, что происходит?
– Не исключено, – отозвался он без малейшей тени смущения в голосе. – Полагаю, в какой-то момент моя сестра могла что-нибудь ляпнуть.
– И мать на тебя не обиделась?
– Понятия не имею, – пожал плечами он. – Я не интересовался. Мы с ней не особенно близки.
– Это жестоко, – сказала я.
Он положил телефон на столик и провел пальцами по влажным волосам.
– Не думаю, что ты имеешь право в чем-то меня упрекать, – заявил он, вытирая мокрую ладонь о диванную подушку. – Учитывая, что ты сама не пригласила своих родителей. И это моя свадьба, так что решать мне. А я не люблю больных людей.
– Чего ты не любишь? – спросила Марни, которая вошла в комнату со стопкой бело-голубых керамических тарелок и столовым серебром в руках и услышала лишь обрывок последней фразы.
Она поставила свою ношу на стол.
– Я не пригласил свою мать, – сказал он.
– Потому что она больна, – добавила я.
– Что? – переспросила Марни и принялась раскладывать сначала ножи, а потом вилки. – Потому что она больна? Но разве это не та причина, по которой ее нужно пригласить?
– Вот именно, – процедила я.
– Нет, – отрезал Чарльз. В его тоне не было злости, как тогда, в прихожей, но он был твердым и решительным. – Это мой выбор, – продолжил он. – А я не хочу видеть ее на своей свадьбе. Я не люблю больных людей.
