– Как четвертый? – удивился Рома, – мы только вчера вечером с больницы уехали.
– Какой вчера, во вторник вы уехали, – возмущался Губкин, – Валерьяныч вас до утра прождал, потом сам к бабке Лукерье сходил, вас там не было, ну он в панике в амбулаторию, полгорода вас искать ходило, прочесали весь лес вдоль и поперек. Уже думали, если до вечера не найдем, то сгинете вы в этом окаянном лесу, а я под суд пойду.
– А сегодня разве не среда? – осторожно поинтересовался Роман.
– Суббота уже! Слушай, а ты точно только плечо повредил? Головой не ударялся? – Озадачено поинтересовался главврач.
Антонов не знал, что и подумать, неужели он три дня был без сознания. А как же Тоня? Почему она не сказала ему, что он так долго был в «отключке»? Но спросить он у нее ничего не успел, стая девчонок уже оттащила ее в сторону и обвила плотным кольцом. Все бурно обсуждали их поиски, Губкин цепкой хваткой тащил Романа к машине. УАЗика не было, вместо него стояла грязная «Нива», за рулем сидел худощавый мужчина средних лет, его лицо было пепельно-серое и одутловатое, под глазами были мешки, в глазах читалась боль и грусть.
Завидев приближающегося Губкина тянувшего за собой парня, он вышел им на встречу из машины, и спросил:
– Ну, что нашлись? А то я уже спасателей вызвал из райцентра с кинологами. Надо позвонить пусть не приезжают. В этот момент его глаза встретились с глазами Антонова, он протянул левую руку для рукопожатия, и Роман только теперь обратил внимание на то, что вместо правой – у него протез.
– Иван Николаевич Северский, – представился он.
– Роман Антонов, – протянул в ответ ему руку, наконец-то вырвавшийся из мертвой хватки Губкина парень.
Народ стал расходиться. К «Ниве» подошли Максим с Андреем.
– Ну, вы даете, – с иронией в голосе начал причитать Максим, весь город на уши поставили. Мы две ночи не спали, в больнице такой переполох… Бабуськи-медики только и судачат о вас: сгинули, пропали, утонули в озере и еще кучу всяких небылиц напридумывали, сами на себя страху нагоняют, потом им сердцем плохо, давление скачет, мы только и делали, что их спасали, да выхаживали.
Андрей был чем-то расстроен, и явно всеобщей радости от того, что Роман с Тоней нашлись, не разделял. Единственный раз он улыбнулся, когда увидел Тоню живую и здоровую.
В прочем он никогда не отличался общительностью, старался находиться в тени, никогда не рисовался перед парнями и девчонками. Отличался старательностью и прилежанием. Никогда не пропускал занятия, много сидел за учебниками, на студенческих вечеринках замечен не был. Внешне напоминал медведя: высокий, широкоплечий, немного неуклюжий, с большими ручищами, сосредоточенным взглядом, часто напускал на себя взрослую серьезность и строгость, поэтому девчонки его как-то сторонились и даже побаивались, хотя явно он им был симпатичен. Но Андрей на них никакого внимания не обращал и на все их провокации не поддавался. У него была цель – стать первоклассным хирургом-кардиологом, и он к ней стремился изо всех своих «медвежьих» сил.
Он был приверженцем старых моральных устоев, сначала любимая профессия, достойная заработная плата, потом дом и дружная семья. Размениваться по пустякам у него не было ни желания, ни времени. А потому, ко всему он подходил основательно, долго обдумывал каждую мелочь, каждую деталь, и только потом принимал решение.
Так было и с поступлением в медицинский институт. Родители Андрея были далеки от медицины, отец был строителем, мать – воспитателем в детском саду.
