Седьмая жена Есенина (сборник) - страница 37



Почин при живом вожде затормозить не рискнули. Попробуй-ка, обзови зачинщиков ревизионистами или обвини в расколе. Быстренько найдутся уши, которые устроят свидание с людьми, умеющими заставить говорить. Да, собственно, и раскола никакого не произошло. Никому не запрещалось посещать и те и другие субботники. Просто руководили ими разные товарищи.

Первый субботник отвели, а ко второму товарищ Сталин возьми да и скончайся. Не успели опомниться от великой утраты, а Никита уже с докладом о культе личности на трибуну съезда взгромоздился, ни с кем не посоветовавшись, огорошил интимными подробностями. Пришлось переходить на нелегальное положение. Подпольное бюро выехало за город на маевку и разработало дальнейшую тактику и стратегию. Время проведения субботника единогласно решено было перенести с двадцать первого декабря на пятое марта, на день смерти. Веселенький балаган заменить днем скорбного труда в память об отце всех народов. И не только по соображениям конспирации, новая дата придавала субботнику другой подтекст, более символичный. Показная акция должна была превратиться в подвижнический труд.

Обывательский, по их понятиям, праздник – Международный женский день – служил отличным прикрытием для мероприятия. Пока мужчины, заглаживая свои грешки перед женами и невестами, бегали по городу в поисках цветов и дешевых подарков, участники тайного субботника, разбившись на тройки, отправились по библиотекам. Представляете, входят солидные товарищи, вооруженные сверхмощными удостоверениями, бедные методисточки, запинаясь от волнения, ведут их в книгохранилище, потом одни украдкой подглядывают, а другие украдкой сдувают пыль со своих шедевров.

После библиотек тройки стекались на обед в окраинный Дворец культуры, где работал директором бывший начальник зоны. На столах ничего лишнего: водка, соленые огурцы, хлеб и рыбные консервы. Пили из алюминиевых кружек. За Сталина! За веру! За победу! Водка – лучший массажер для мужских голосовых связок. После нее песня сама просится наружу. Прополоскали горло и хором:

В бой за Родину!
В бой за Сталина!
Боевая честь нам дорога.
Кони сытые
Бьют копытами,
Встретим мы по-сталински врага.

И здорово, надо сказать, получалось, до блаженных слез. Обнимались и клялись в вечной любви к Нему. Кто-нибудь провозглашал очередной тост, а потом, не присаживаясь: «Артиллеристы, Сталин дал приказ».

Расставались под утро, полные планов и надежд, сплоченные общей любовью и тайной. Но единство длилось недолго. Прознали, что все книги, в которых упомянут товарищ Сталин, собираются пустить под нож, а на бумаге, изготовленной из макулатуры, будут печатать Дюма и речи Хрущева. О том, что подобного кощунства допустить нельзя, спору не возникло. Все понимали, что святыни надо спасать, но если дожидаться очередного субботника, можно потерять всю сокровищницу, все высокие строки о товарище Сталине, изданные при его жизни. Порешили устроить месячник спасения. Не жалея ног, каждый должен обходить библиотеку за библиотекой и незаметно выносить книги. Для хранилища директор Дворца культуры предложил свою территорию и обещал уговорить бывшего сослуживца, который заведует овощной базой. Руководство операцией взял на себя директор Дворца культуры. Он был решителен и краток: «Время работает против нас, но дело наше правое, мы победим! За Родину! За Сталина! Вперед!»