– Ты будешь жить в самом шикарном месте Стокгольма. Тут только богачи, политики и кинозвёзды. Засранцы, которые голосуют за модератов и ультраправых. И совсем нет мигрантов, так что не удивляйся, если твои соседи будут принимать тебя за уборщицу только потому, что ты русская.
Звонок не работал, зато был кнокер в виде львиной головы, и я постучала. Ваня, оказавшаяся седовласой старушкой, оглядела меня с любопытством и, отступив на шаг, пригласила войти. Квартира была огромной, с длинным, изогнутым коридором, упирающимся в кухню, и я насчитала восемь комнат, одна из которых, гостиная со стеклянной дверью и деревянным обеденным столом, использовалась как кладовка. Везде стояли безделушки, игрушки, вазы с цветами, на стенах висели старые картины, подобранные без всякого вкуса и замысла, и квартира напоминала игрушечный дом.
– Здравствуйте, добро пожаловать, как дела? – выпалила Ваня все слова, которые знала по-русски. И, помявшись, добавила: – Поехали, товарищ Гагарин! – а потом перешла на английский: – Как дела?
Но не успела я ответить, как она уже повернулась к Гудрун:
– Привет, как дела?
Ваня пригласила нас на кухню выпить кофе со свежими булками.
– Очень тёплая весна в этом году, – сказала она, ставя перед нами чашки. – Нетипичная для Швеции.
– Отличная погода, не то что в прошлом году, – закивала Гудрун.
– Да, погода хорошая, – поддакнула я.
Мы осторожно рассматривали друг друга, стараясь делать это незаметно, а встретившись взглядами, неловко улыбались.
– В ближайшем магазине ICA по утрам свежие булочки и круассаны, всего восемь крон за штуку.
– Да, булочки вкусные, – подхватила Гудрун. – Ещё тёплые даже.
– Очень вкусные. В России таких нет, – сказала я, протягивая руку за второй.
– У нас хороший дом, тихий, – сказала Ваня. – Но квартиру во дворе недавно купили китайцы.
Гудрун натянуто улыбнулась, но промолчала.
– Нет-нет, – спохватилась Ваня, – я не против мигрантов. Эту страну сделали мигранты, что бы было со Швецией, если бы сюда не приехали финны, поляки, югославы и иранцы с чилийцами. Но китайцы… Вы слышали, они даже «Вольво» купили! – Она решила сменить тему: – Расскажи о себе побольше.
– Меня пытали в полиции, – с набитым ртом ответила я. – Надевали на голову мешок, били током, заставили оговорить друзей. Теперь они в тюрьме и им грозит до двадцати лет. А мой бойфренд в федеральном розыске.
Гудрун посмотрела на меня растерянно.
– Как ужасно, как ужасно, – покачала головой Ваня. – О, совсем забыла, в торговом центре на Карлаплан в эти выходные большая распродажа.
Моя комната была маленькая, узкая, как пенал, зато с собственной ванной и отдельным входом. Окно выходило во двор. На балконе соседнего дома за столиком сидели мужчина и женщина, пили белое вино, ели креветки. Они ни о чём не говорили, только перебрасывались короткими репликами, и даже мне было понятно, что это «передай, пожалуйста, салфетку», «вино хорошее», «да, неплохое, только тёплое».
– Ну как? – спросила Гудрун.
– Мне нравится! Очень!
Я открыла окно, свесившись вниз, и помахала рукой мальчишкам, играющим во дворе в мяч.
– Откуда у старушки такая огромная квартира? Она процентщица?
Гудрун прыснула в кулак.
– Получила от государства.
– В смысле?
– Так, как у вас в Союзе получали. Встала в очередь, дождалась квартир. Мы все так живём. Платим арендный плата жилищной компании. И никто не отобрать у нас наш квартир. Но и в наследство оставить не можем.
