Читать онлайн Эдуард Лимонов - Седого графа сын побочный

Савенко из 19-го века, крестьяне, крестьянки и солдаты.

Варвара, Петрова дочь, в замужестве САВЕНКО, солдатка в 1871–1878 годах, девичья фамилия неизвестна, умерла в 1894 году, родилась в промежутке от 1845 по 1855 год.

Иван, Прокофьев сын (иногда Иван, Андреев сын, вероятно, писал отчество то по отцу, то по воспреемнику), САВЕНКО, давший Варваре и детям её свою фамилию.

Иван Иванович САВЕНКО, мой дед, рожденный, по его словам, 25 июня 1888 года, а там Бог его знает.

Так же, как и другие лица, обитатели слобод Масловка и Бобровская слобода и других населенных пунктов Воронежской губернии.

В 2004 году в марте умер отец мой – Вениамин Иванович Савенко, в городе Харькове, прожив свою жизнь скромнее, чем мог бы. Скромнее, поскольку, я полагаю, он мог бы рассчитывать на успех в жизни, между тем сподобился умереть бессильным и обезножевшим, с черепом, ссохшимся, как грецкий орех. Успехом такой конец не назовешь, это неудача.

Последние пару лет он не вставал с постели, мать, надрываясь, водила его в туалет, по дороге он падал, пока сосед по лестничной клетке, украинский дядька Лёня, не прорезал в раздобытом по случаю старом венском стуле дыру в сидении. Мать, плача при этом, взваливала кое-как некогда красивого мужа-офицера на этот жалкий трон, и он гадил в дыру, в подставленное под стул ведро.

По воспоминаниям матери, Вениамин Иванович ничем, собственно, не заболел, но в один прекрасный день лишился желания жить и не встал с постели.

Оф, конечно же, тут чистейший эгоизм, он взвалил на свою верную спутницу – мою мать – всю тяжесть заботы о своём организме. Чтобы оправдать его, хочу заметить, что, прожив с моей матерью шесть десятков лет, Вениамин Иванович давно стал считать себя и её единым организмом.

…Умер он через пять дней после своего 86-летия, легко, во сне, вздохнув лишь глубже, чем обычно, и засопев, представился или преставился, вот уж не знаю, как правильно.

Тут я вздохнул, ибо что хорошего. И я хотел бы, чтобы было по-иному.

Отец родился в 1918 году, увлекался музыкой и радиотехникой. В семье была фотография, где отец висит, укрепившись ножными железными кошками на деревянном столбе, устанавливает электрические провода и белые фарфоровые изоляторы и улыбается.

Ещё одна фотография, недавно мною полученная, запечатлела отца, сидящим с мандолиной в руках, среди целого состава музыкантов оркестра струнных инструментов, в оркестре только две девочки, остальные мальчики-подростки, а в центре сидит по-видимому руководитель оркестра – седой дядька с тёмными усами.

Внимательно поизучав лица четырнадцати юных музыкантов, включая двух девочек, я пришёл к выводу, что двенадцать из них явно рабоче-крестьянские парубки, а вот лицо моего отца и ещё одного мальчика, он стоит в профиль, изобличают другую породу, лица более обработаны, детализированы, что ли, они тоньше. Из оставшихся двенадцати прямо над отцом стоит со скрипкой и смычком явный мальчик-цыган, но цыган, что с него взять.

Как мой отец выглядел. Среднего роста, скорее хрупкого соразмерного сложения… Есть фотография: отец в ковбойке, волнистые, но уже видно, что слабые, волосы. Надпись на обороте «Веня перед уездом в Красную Армию. Лето 1938 г.»

Есть ещё фотография, тот же отец, в той же ковбойке, с прильнувшей к нему двоюродной сестрой, Лидой. Надпись: «Веня и Лида, лето 1938 года». У отца хорошие тонкие длинные брови.

А вот фото, подписанное карандашом «Лиде от Вениамина», дальше идёт стёршаяся короткая надпись, начинающаяся со слова «научись…»

Ещё одна фотография, недавно мною полученная, запечатлела отца, сидящим с мандолиной в руках…

…с прильнувшей к нему двоюродной сестрой, Лидой. Надпись: «Веня и Лида, лето 1938 года».

…фото, подписанное карандашом «Лиде от Вениамина», дальше идёт стёршаяся короткая надпись, начинающаяся со слова «научись…» И подпись – Вениамин, Воронеж, 1939 г.

И подпись – Вениамин, Воронеж, 1939 г. На фото коротко остриженный солдат с эмблемами (молнии) связиста на петлицах. Возмужавший за год. Слегка отъетый.

То есть уже в армии.

Фуф, наваждение от этих фотографий на меня нашло. Я не собирался писать жизнеописание моего отца, перебирая его годы жизни.

Видимо, осенью 1938 года он вошёл в армию, а вышел из неё только уже в 1968 или 1969 году, вот я даже и не знаю точно, хотя в те годы ещё жил в России. 30 лет он отдал армии, в армии он занимался и электротехникой, и его музыкальные способности ему пригодились, когда он некоторое время был начальником клуба. Есть фотографии, где он сидит среди девок-солдаток с мандолинами, гитарами и баянами, как на той подростковой фотографии, но уже в центре, с офицерскими погонами.

Удивительно, но его военная карьера не только не поднималась, но даже как-то сползала. После должности начальника клуба, которую он вынужден был уступить капитану Левитину (я писал об этом в какой-то из моих книг), отец некоторое время был политруком, и очень хорошим. Помню его мелкий, но чёткий уверенный почерк в его конспектах, заметках к политзанятиям. (Кстати, куда они делись, все эти тетради с заметками, возможно, уничтожила осторожная моя мать?)

Став постарше, я не раз убеждался, что отец мой умный человек. Говорил он мало, но мне запомнились несколько его суждений, позволяющих догадываться, что он придерживается не совсем обычных для его времени оценок действительности.

Так, в день смерти Сталина мать разбудила нас (она вставала раньше всех) трагическим «Сталин умер!» и включила радио, где диктор стальным торжественным голосом произнёс «скончался генералиссимус Советского Союза Иосиф Виссарионович Сталин», и я заплакал.

Отец, он отсыпался после дежурства, приподнял голову с подушки и произнёс: «Заткнись! Не знаешь, о ком плачешь!» И перевернулся на бок, закрыв ухо другой подушкой.

Второй раз. Я приехал из Москвы, это был 1968 или 1969 год и рассказал ему, что прочёл Солженицына, и там «такое». «Что ваш Солженицын знает, если бы я написал, все бы…» Тут он замолчал, но было понятно, что Солженицын поблёк бы в сравнении.

Он уходил в отставку чуть ли не старшим лейтенантом, и только на пороге отставки ему присвоили воинское звание капитана, в благодарность, что ли. Или извиняясь?

Между тем, солдаты его любили и, демобилизовавшись, бывало, приезжали ему засвидетельствовать почтение. Ну, пить с ним они не приезжали, поскольку он не пил. И не курил.

Он хорошо стрелял и был одно время чемпионом дивизии, а потом и военного округа в стрельбе из пистолета. В войну войска ОГПУ/НКВД отсылали его в удмуртскую тайгу, где он ловил дезертиров. Мать моя как-то говорила мне, что там, в Удмуртии, у отца появилась было вторая семья и родился сын, примерно такого же возраста, как и я.

У меня в книге «Молодой негодяй» есть сцена, где подросток Савенко, отправившись встречать отца на вокзал «из Сибири», обнаруживает своего отца-офицера начальником конвоя, выводящего зэков из вагона. Это правдивая сцена, она не придумана. В последние годы в армии отец служил в конвойных войсках.

Мне всегда было трудно понять, почему отец не сделал хотя бы нормальную карьеру в Советской армии, ну, пусть не выдающуюся, но хотя бы до полковника он за 30 лет службы мог бы дослужиться. Умный, толковый, любимый солдатами. Я подозревал, что у него что-то не то с родословной, ещё когда жил с родителями.