Говорил, говорил, а в голове одна мысль: «Ты кто такой? Что ты тут развыпендривался? Всё это бесполезняк!» Как я там, давно, в прошлой жизни, год назад, планировал? Авторитет, команда, фокус? Фокус – не удался. Команда? Вроде есть. Вот они, рядом. Но из первоначальных – лишь Кадет. И то, благодаря НКВД. Кто ещё, кроме этой всесильной и вездесущей организации, мог распределить Кадета и Мельника после ускоренных курсов комсостава именно ко мне? Тут армия – посылают туда, куда надо, а не туда, куда хочешь. Громозека и пропавший Кот – осназ, опять чекисты, Прохор и Брасень со мной опять же волей Кельша, генерала ГБ, хотя генералами они пока не числятся. Комиссарами от ГБ имеется.
Получается, что чекисты для выполнения моего плана сделали больше, чем я сам.
Авторитет. Тут неоднозначно. Вроде бы все и круто. Я – старший комсостав, конструктор, с самим Сталиным знаком, с Берией перебрёхиваюсь, к моему мнению и моим записям вроде бы прислушиваются, но…
Где зримые изменения? Ничего же я не смог изменить. Ничего похожего на те книги про попаданцев, что попадали в мои руки. Всё вроде по канону – командирская башня, промежуточный патрон, инфа про генералов и Хруща. Только ничего не произошло. Как бы хуже не было. Эхе-хе! Наверно, я не правильный попаданец. Хруща не грохнули – продолжает служить. Наоборот, я явился яблоком раздора меж блоков элит советского истеблишмента. Результат раскола – нападение на базу особой аналитической группы НКВД, в результате пропали Кельш, Кот и один из пришельцев. Потом – попытка захвата меня, после осознания, что я могу тупо погибнуть в бою, обороняя Воронеж. Они что подумали – что Сталин «попользовал» меня и «выкинул», а они решили «подобрать»? А я, в благодарность за избавление от фронта, стану служить? Они же не знали, что фронт для меня – как терновый куст для Братца Кролика.
А что такое раскол элиты во время тотальной войны? Это – полный песец!
И на кой хрен я раскрылся? Воевал бы простым пехотным Ваней, гнул бы историю своими руками, пока не убили. Нет, попрогрессорствовать захотелось, сука! А просрём войну? Не немцам, так всем остальным? Сталин этот разброд и раскол выжжет с корнем, с него станется. А побежит кто из этих отщепенцев к наглам плакаться? И трепанёт им, что Сталин владеет послезнаниями? Наглы и так едва не напали на нас в сороковом, чуть не откусили Кавказ, в Персии экспедиционный корпус держали на предбоевом взводе. Порешат, что советская, сталинская Россия – бо́льшая угроза, чем выращенный ими же нацизм, – обрушатся всем миром.
От немцев отбились полным истощением сил, а от всех разом? Не отбиться. А там – что немец, что нагл, что пиндос – все они нацисты. Всегда проводят геноцид. Им – что инков, что ирокезов, что негров, что славян изводить – без разницы. Конец русскому народу, людям Рода!
И всё из-за меня!
Из глаз моих побежали слёзы. Это не осталось незамеченным. Всполошились. Но и докторша, и Прохор развели руками. А я проваливался во Тьму. Лучше бы меня тогда бомбой убило. Или вагоном? Или немец тот дострелил бы меня. Сгореть должен был в танке! А на мосту-то я вообще не должен был выжить! Меня должно было порвать взрывом, прибить элементами конструкций моста, разбить о воду! Должно было! Почему я не умираю-то, твою дивизию?! Иммортал, тварь! Кащей Бессмертный!
Укола я не почувствовал, но введённый препарат погрузил меня в сон.
