– Никитин, дом окружен, прекращай сопротивление!
Страшная ухмылка перекосила лицо недавнего коллеги. Терять ему было нечего, дважды не расстреляют. Он привел себя в порядок, пока пребывал в подъезде, застегнул куртку, завязал шнурки. Сейчас он был жесток и опасен.
Михаил медленно шел к ним, держа пистолет на вытянутой руке. Он целился, но риск попасть в мальчишку был реальный. Справа кто-то взвизгнул – еще одна жиличка собралась было выйти из подъезда.
Никитин, прячась за пацаном, отступал. Вишневский находился на той стороне, но он не мог знать, что здесь происходит.
– Майор, положи оружие на землю, – процедил сквозь зубы Никитин. – Добром прошу – положи. Я оставлю парня в покое и уйду. А если не положишь… сука, я убью его! – взвизгнул Никитин. – Как собаку убью! Живо, майор, я даже до трех считать не буду!
Нервы рвались к чертовой матери. Он действительно мог выстрелить. Парень что-то захрипел, дернулся.
– Не стреляй, кладу! – Михаил медленно нагнулся, положил пистолет под правую ногу.
Дальнейшие события развивались стремительно. Кривая ухмылка стала выпуклой, Никитин оттолкнул от себя пацана, вскинул пистолет. Кольцова обдало холодом: вот оно какое – предчувствие смерти! Предатель и впрямь собирался выстрелить в безоружного майора!
Неожиданно за спиной хлопнул выстрел. Пуля пробила череп, преступник рухнул навзничь. Сквозь гул в ушах прорывались крики. К месту происшествия никто не подходил – дурных не было. Ожил уцелевший паренек, завертел головой и умчался за угол со скоростью пули, как будто еще недавно у него не отказывали ноги.
Михаил обернулся. Швец тоже вспотел – лицо покрылось бисером мелких капель. Он опустил пистолет, протяжно выдохнул. В отличие от начальника, он не вышел на дорожку перед домом, а крался вдоль фундамента, и Никитин его не засек.
Преступник не шевелился, из простреленной головы вытекала кровь. Выстрел был удачный. Самое странное, что Никитин и сейчас продолжал ухмыляться – словно ничего не произошло. Плавно переступая, словно солист балета, подошел Швец, опустился на корточки. Ранение, увы, было смертельным.
– Дело мастера боится, Алексей? – глухо спросил Кольцов.
– Боится, – кивнул тот. – Виноват, Михаил Андреевич. Следовало ранить его – в ногу, в руку или еще куда-нибудь. Допросили бы, все выяснили… потом, правда, пришлось бы отвлечься на ваши похороны…
Стало дурно. А ведь действительно… Майор тоже опустился на корточки, уставился на окровавленное лицо лежащего на земле Никитина.
Подбежал Москвин, стал кого-то отгонять:
– Граждане, без паники, мы из органов! Проходите, не задерживайтесь, если не хотите стать свидетелями!
Желающих поучаствовать в событии не нашлось. Из-за угла выглянул озадаченный Вишневский, покачал головой: дескать, на минуту нельзя оставить.
С улицы свернула машина, окрашенная в бодрые милицейские тона, покатилась по узким переулкам. Подъезжая к дому, водитель включил сирену – видно, решил шикануть…
