Прохор Заречнев лежал на боку, подогнув ноги.
– Что? – спросил Мажарин, хотя в этом вопросе не было смысла, потому что и так все было понятно.
– Зацепило меня, – сквозь зубы проговорил Заречнев. – В бок ударило. Кажется, два раза…
– Ах ты ж!.. – с досадой проговорил Мажарин, ощупью шаря по телу Заречнева. – Потерпи, я сейчас… Вот только…
На Заречневе был ватник, под ватником – гимнастерка, под гимнастеркой – нательная рубаха. Сложное дело! Попробуй вот так вот, при стольких одежках, да еще в кромешной темноте, определить, где рана, и одна ли она или, может, их несколько! А тем более попробуй определить, насколько они тяжелые. Огня бы сейчас, но зажигать огонь нельзя – вдруг из сарая полоснут очередью по огню!
– Что тут у вас? – подкатился к Мажарину и Заречневу Черных.
– Стукнуло его, – сквозь зубы ответил Мажарин.
– Давай я помогу, – сказал Черных. – Вдвоем сподручнее.
– Следи за сараем! – сказал Мажарин. – Мало ли что… Я уж как-нибудь сам…
Из темноты послышался чей-то короткий вздох, и перед Мажариным возник Семен Мартынок.
– А вот и я! – сказал он и осекся. – Кого-то царапнуло?
– Его, – указал Мажарин на Заречнева, хотя в темноте и не было видно, на кого именно он указывает.
– Сильно? – спросил Мартынок.
– Черт его знает! – ответил Мажарин. – Темно, ничего не видно… А где Игнат?
– Чего не знаю, того не знаю, – ответил Мартынок. – Был рядом. Даже швырнул гранату в какую-то щелюгу. А вот где он сейчас, не ведаю. Ничего, объявится.
Голос у Мартынка был бодрым, но одновременно в нем ощущалась тревожная неуверенность.
– А те, что в сарае? – спросил Мажарин.
– Ну, с теми, думаю, все ясно, – ответил Мартынок. – Спеклись, волки дешевые. От трех гранат кто же уцелеет? Да и другие двое спели свою серенаду…
– Какие двое? – не понял Мажарин.
– Наткнулся я в темноте на двоих, – пояснил Мартынок. – Валялись рядышком в бурьяне, недалеко от входа в сарай. Один – готовый, другой – подраненный. Ворочался, стонал и матерился. По-русски, понимаешь ли… Ну, я его успокоил… Ножом. Нож он хорошо успокаивает. Четверо, кажись, их было. Власовцы, как и было сказано.
Он помолчал, прислушиваясь к темноте.
– А вот где же все-таки наш Игнат? – спросил он. – Что-то не нравится мне такая партитура… Слышь, командир! А слетаю-ка я на разведку! Верней сказать, сползаю. А вдруг он, Игнат, тоже… Заодно швырну в сарай еще одну гранату. Для верности.
– Будь там осторожен, – сказал Мажарин.
– А то как же! – в голосе Мартынка прозвучала ирония. – «Будь осторожна, доченька, сказала мамаша, отправляя свою Сонечку на свидание с матросом. А то эти моряки такие проказники!» «Обязательно буду», – ответила Сонечка…
С этими словами Мартынок исчез в темноте. А Мажарин принялся осторожно, на ощупь расстегивать на раненом Заречневе вначале ватник, затем гимнастерку. Ему нужно было обязательно добраться до ран и перевязать их. Черных находился неподалеку, он лежал на земле, вслушиваясь и всматриваясь в темноту.
Какое-то время было тихо, затем ухнул взрыв гранаты. Никаких ответных выстрелов и прочих звуков вслед за взрывом не последовало. Вскоре из темноты раздалось тяжелое, хриплое дыхание. Черных изготовился к стрельбе, Мажарин тоже.
– Это мы, – раздался из темноты голос Мартынка. – Точнее сказать, я… Помогите – а то тяжелым парнем был наш Игнат…
Пригнувшись, Черных подошел к Мартынку и опустился на колени.
– Да, – сказал Мартынок. – Ты правильно понял. Был Игнат Чаус, и не стало Игната Чауса… Возле того сарайчика натолкнулся я на него. Игнат, говорю, что это ты тут разлегся, как на июльском пляже? Поднимайся, говорю, да и пойдем к своим. Вот, пришли мы к своим… Вроде – с Игнатом, а если разобраться, так без него. Вот такая получилась серенада…
