– А вы не желаете вернуться на работу?
Губы женщины размыкаются в удивлении:
– Работать? Нет, что вы! Детей же надо забирать из школы. Какая тут работа? Я готовлю для пенсионеров кофе утром, по пятницам, в церкви. Они тоже будут скучать по Эмме. – Глаза женщины увлажняются, и Брайони в ужасе ждет, что она сейчас разревется так же, как ее дочка. – Пока я всех напою, времени на что-то другое просто не остается.
Повисает неловкая тишина. Брайони пытается сообразить, как ей продолжить разговор, как лучше сформулировать вопросы, что вихрятся в ее голове в отчаянной потребности выговориться: высказать все то, что наболело, и почувствовать наконец себя понятой. Ей так и хочется выкрикнуть: «Неужели вы ничего для себя не желаете? Разве вам не хочется жить для себя? Стать кем-то кроме домохозяйки и няньки?»
Женщина бросает взгляд на часы:
– Мне пора. Еще увидимся.
– Увидимся, – эхом повторяет Брайони вслед уходящей незнакомке, так и не ставшей доброй знакомой. Надежда на светлое будущее увядает, вместо нее нарастает паника.
Брайони делает глубокий вдох. Она ведет себя глупо. Это всего лишь одна женщина, одно мнение.
«Кафе!» – вдруг приходит ей в голову. Она же может пойти попить кофе. И даже купить газету, чтобы потешить себя ощущением, что она наконец использует свой мозг. Идея заманчивая и осуществимая: посидеть в кофейне, устроенной в бывшей кузнице, с ее спертым воздухом и запотевшими окнами, насладиться тишиной и покоем, ублажить себя чашечкой кофе и, возможно, кусочком торта. Брайони не успела позавтракать, и живот при этой мысли громко урчит. Словно подталкивая ее к осуществлению задуманного, дождь снова усиливается. Капли под напором ветра, дующего с поля возле школы, летят ей в лицо. Да что за погода такая!
Свернув за угол, Брайони понимает, что следует за матерью Эммы. Не нарочно. Та тоже решила зайти в кофейню. Вот она уже толкает рукой дверь и заходит внутрь. «Ну ничего, – рассуждает Брайони. – Старая кузница большая, я сяду в противоположном конце зала, улыбнусь и помашу ей».
Но, переступив порог кофейни, Брайони видит: мать Эммы не одна. С ней по меньшей мере дюжина других женщин. Они сидят за большим общим столом в центре помещения. Некоторые – с малышами в колясках, одна – с новорожденным младенцем на руках. Лица всех обращены к женщине, являющейся для них той, кем Брайони, увы, не является. Улыбки приветствуют ее, чья-то рука указывает на уже взятый для нее кофе.
И почему-то при виде этой женщины, явно принимающей и наслаждающейся насыщенной, полноценной жизнью, Брайони делается еще хуже. Внутри что-то раскалывается, распадается на мелкие кусочки.
Она заносит ногу над порогом, который заставлен зонтиками и детскими самокатами. Но сомневается.
– Девушка, вы заходите или нет? – Подталкивает ее сзади какой-то мужчина.
Брайони подскакивает от неожиданности, отступает в сторону, ее лицо искажается.
– Я ухожу, – заявляет она.
Мужчина открывает внутреннюю дверь, и ее обдает теплом и ароматом выпечки и свежего кофе. Но чары развеялись, уверенность Брайони испарилась, и ей уже не набраться смелости, чтобы войти в кофейню.
«И зачем я пошла сюда? Только поставила себя в неловкое положение…»
Брайони удаляется прочь от старой кузницы, перед глазами призраком маячит пустой фермерский дом. Нет, сейчас она и туда не может вернуться.
Возвышающийся над деревней холм окутан туманом, и Брайони внезапно ощущает сходство с ним – во влечении к пустому пространству и истовом желании свободы.
