Барр подходит все ближе. Кэл вытаскивает руки из карманов, его сердце стучит в груди так громко, что он слышит лишь пульсирующий шум в ушах, заглушающий отдаленный гул машин. Взгляд Кэла от безысходности прикован к широкому лицу Джейсона Барра. Вот они сходятся на тропе. Кэл готовится к удару. Мир словно замедляется вокруг: звонкое журчание речной воды отдается в ушах, в ноздри ударяет запах ила, водорослей и прибрежного бурьяна. Но, вместо того чтобы нанести удар, Барр, которого Кэл ненавидит лютой, смертельной ненавистью, перехватывает его взгляд и… кивает, как кивнул бы любому другому.
Рефлекторно Кэл кивает в ответ, хотя все внутри кричит, бунтует против этого вежливого, машинального жеста. Кэл отступает в сторону – он слишком потрясен, чтобы действовать. Он отмечает про себя лишь бледность ненавистного лица и его холодное выражение – один из миллиона оттенков безучастия, которое он наблюдал неделями.
– Спасибо, приятель, – роняет Джейсон Барр, проходя мимо.
Но почему он бледен? И почему его голос сорвался? Похоже, Барр слегка не в себе. Что-то не так.
Застыв как вкопанный, Кэл испускает мучительный вздох. Он проклинает себя за то, что упустил момент. А через пару секунд он стремительно разворачивается и сжимает кулаки, внезапно преисполнившись суицидальной решимости все исправить, поговорить начистоту с Барром и если не выведать, то вытрясти из него правду. Но тот уже в пятидесяти метрах от Кэла. Барр не идет, а бежит, будто спасая свою шкуру.
Кэл сгибается пополам и, упершись руками в колени, судорожно глотает воздух. Постепенно его пульс выравнивается до нормального, слух возвращается, туман в голове рассеивается. Он слышит звуки. Скрежет металла, рев мотора, крик.
Выпрямившись, Кэл видит то, что обратило Барра в бегство.
Полицейские. Они осматривают свалку.
Вставив ключ в замок и отперев дверь, Кэл переступает порог материнского дома. Мысли скачут, эмоции теснят друг друга: удивление, облегчение, возбуждение, ярость. Он разглядел сквозь живую изгородь фургон криминалистов и констебля, стоявшего на страже у ворот. Почему Фулдс не сказала ему, что они решили обследовать свалку? Кэл уже несколько раз звонил ей на мобильный, но детектив не отвечает на звонки.
– Где ты был? – голос матери, высокий и тонкий, возвращает его в реальность.
– Просто прогулялся к скамейке Марго, – лжет Кэл, опуская сумку на пол.
Сняв ботинки, он аккуратно ставит их на коврик – пятками к плинтусу, мысками наружу, как требует мать.
Господи! Это уже происходит. Как машинальный кивок Барру, за который он теперь вечно будет презирать себя.
– В такой час?
Повесив куртку на выделенный ему колышек на вешалке, Кэл идет на спартанскую кухню. Мать стоит к нему спиной, ополаскивает в мойке посуду. Ее согнутая фигура подпирает поблекший горчично-желтый буфет. Взгляд Кэла задерживается на ее голове: сквозь поредевшие седые волосы виднеется розовая кожа. Сердце слегка щемит в редком приливе сыновней нежности. На столе стоит тарелка с едой: стейк из свинины с картофельным пюре и зеленой стручковой фасолью. Тарелка накрыта пищевой пленкой. Уже седьмой час. А ужин в шесть.
Кэл ставит тарелку в микроволновку и выставляет на панели время.
– Одной минуты недостаточно, – говорит мать.
Дождавшись сигнала, Кэл вынимает тарелку и поливает фасоль кетчупом. Приготовленная матерью еда на мгновение возвращает его в детство. Ужин слишком пресный: кусочки мяса не лезут в горло.
