Мадам Бланш повернулась к мисс Рейнберд:
– Вы понимаете, о чем говорит Генри?
– Разумеется. Я наизусть знаю все банальности…
Генри расхохотался устами мадам Бланш, а мгновенная смена женского голоса на мужской так поразила мисс Рейнберд, что она растерялась и даже испугалась. Ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы представление скорее закончилось.
– Почему они уходят, Генри? – спросила Бланш. – Они отвернулись друг от друга.
Тот принялся торжественно вещать:
– Они не смотрели друг на друга с самого начала. Мы обладаем любовью и пониманием. В нашей власти дотянуться до чего-то важного в прежней жизни. Но нам не дано ничего изменить в человеческом сердце. Я инженер и мог когда-то протянуть трубопровод для воды на тысячи миль, чтобы заставить цвести безжизненную пустыню. Но ни я, ни кто другой не может внушить кому-то в вашем мире любовь, как если бы он просто чиркнул спичкой и повернул газовый кран.
Мадам Бланш усмехнулась:
– Ты отстал от реальности, Генри. Мы давно пользуемся электричеством.
– От старых представлений отвыкнуть трудно, – отозвался он. – Как и отказаться от предубеждений.
Мисс Рейнберд заметила дрожь, пробежавшую по плечам мадам Бланш, словно она оказалась под потоком ледяного ветра.
– Мужчина ушел, Генри. Почему задержалась женщина?
– Любовь гирями повисла на ее ногах, Бланш. Две любви. Та, что она отдала, и та, которую убила.
Мадам Бланш повернулась к мисс Рейнберд:
– Вам это понятно?
– Да, – тихо ответила та. Затем она внезапно уронила голову на грудь и добавила, почти задыхаясь: – Попросите его сказать ей… Передать ей… О нет! О нет!
Она отчаянно боролась с собой, чтобы не разрыдаться. И эта борьба рвала ей душу.
– От слез пустыня в сердце может покрыться цветами, – заявил Генри. – До свидания, Бланш… До свидания…
– До свидания, Генри, – эхом повторила мадам Бланш.
Мисс Рейнберд сидела, пытаясь успокоиться. Она подняла голову и увидела, что мадам Бланш с комфортом откинулась в кресле, но глаза ее были закрыты. Руки медленно поднялись и снова ухватились за бусы. Она еще долго сидела с закрытыми глазами, и мисс Рейнберд, уже контролировавшая свои эмоции, решила, что она уснула.
– С вами все в порядке, мадам Бланш? – спросила она.
Та разомкнула веки и улыбнулась. Она глубоко вздохнула и воскликнула:
– Боже милостивый! Что это было? У меня такое ощущение, словно меня измочалили. Вы не будете возражать, если я… – Она взглядом указала на серебряный поднос с графином хереса.
– Разумеется, нет. – Мисс Рейнберд поднялась и налила херес им обеим.
Какое-то время они сидели молча, потягивая вино. Потом мисс Рейнберд спросила:
– Вы помните, что произошло?
Бланш покачала головой:
– Нет, не помню. Знаю только, что Генри наверняка был здесь. Он всегда оставляет меня в таком состоянии, если его действительно что-то глубоко трогает. – Она рассмеялась. – Вы не поверите, но мне порой хочется убедиться, не осталось ли на моем теле синяков. Он человек открытый и прямой, хотя иногда говорит напыщенно.
– И вы не помните ни единой подробности?
– Нет, мисс Рейнберд. Генри намеренно отключает меня. Он очень сдержанный и скрытный. Вам это хоть чем-то помогло?
Мисс Рейнберд допила остатки хереса и пристально посмотрела на Бланш. Она находилась под сильным впечатлением от сеанса, но отнюдь не была легковерной старой дурочкой. Да, она готова признать, что в мире существуют явления, о которых ей ничего не известно. «Есть многое на свете, друг Горацио…» Но прежде чем мисс Рейнберд согласилась бы принять нечто новое, его следовало продемонстрировать наглядно, не оставив места сомнению. В данном случае сомнения не развеялись окончательно. Мадам Бланш могла действительно впасть в транс медиума, а потом честно заявить, что ничего не помнит. Но мозг и память даже в состоянии транса функционировали подобно тому, как если бы это был всего лишь сон, хотя и на ином уровне. Мисс Рейнберд слышала о возможностях телепатии. Уже накопилось много данных научных исследований, подтверждавших существование подобного феномена. Люди необъяснимым образом улавливали чужие мысли и душевные порывы. И насколько она знала, кое-кто из обладателей таких способностей использовал их, чтобы дурачить людей.
