Телефон был одной из них. Разрядился видимо. Я как раз собиралась найти его после завтрака и выслушать все, что мне скажет Дима, но он не мог ждать так долго.
– Входи! – отозвалась я, не вставая с места и приготовилась умереть достойно.
Дима вошел.
Встал в дверях кухни, постукивая перчатками о ладонь. Красивый, сильный, чужой. Запах его парфюма, волнующий и резкий, поплыл по кухне. Я засмущалась, как девочка. Совсем, как раньше, когда ведомый непонятными мне порывами, он брал меня за душу и выворачивал наизнанку.
Дима не произнес ни слова, глядя в упор. Я приготовилась даже, к какому-нибудь несправедливому обвинению, но он вдруг бросил перчатки и снял кожанку.
– Это на тебе моя футболка надета? – спросил он, подозрительно уставившись на меня.
– Снять? – покраснела я, испугавшись, что он поймет.
– Оставь! – спешно ответил Кан.
Я оскорбилась.
– Кофе? – не так уж просто плюнуть человеку в лицо, который на голову выше и на столько же шире тебя в плечах.
– Спасибо! Сиди, я сам налью.
Расхаживая по кухне, Дима молчал. Как мне показалось, он был раздосадован и не знал, с какой стороны подступиться. Я молча ждала, сопела, накручивая на палец до плеч обрезанную прядь.
Кан сам меня научил меня этому приему: ждать. Первым заговаривает тот, кому больше нужно. Или тот, кто главнее. Дима заговорил:
– Доктор Алексенко сказал, что ты перестала ходить к нему.
– Мне некогда.
– Чем ты так теперь занята?
– Работаю, – я подогнула под себя ногу, навалилась локтями на стол. – Шеф предлагает мне снова рубрику «Seкс» писать. Под другим именем, разумеется. И «Спорт». Интервьюшки, все такое… А еще «Мисс Дальний Восток – 2004». Мы информационный спонсор и поскольку я всех моделей знаю, то я и основной корр… Кстати, могла бы твою рекламу просунуть.
Он слегка кивнул, не дав мне договорить. Я так и не поняла, одобряет Дима мой шаг, или ему плевать. Он все это время пялился на меня и взгляд был такой, словно я без спроса его машину взяла, а не футболку несчастную.
– Где ты была вчера? – спросил Дима.
– Зашли с Соней в «Пул». Мы вчера всю ночь были вместе, она тебе не сказала?..
Это был удар наугад. После того, что я ей устроила за случайную откровенность, Сонька клялась и божилась, что между нею и Димой ничего нет, но я ей не верила.
– Почему ты не позвонила мне?
– Тебе? – я искренне удивилась. – Зачем? Ты хотел в «Пул» пойти, что ли?..
Дима чуть дрогнул, сощурившись. Процедил сквозь зубы:
– Какой, блядь, «Пул»?! Ты не звонила мне всю неделю, хотя обещала. Я ждал, что ты заедешь, хотя бы взглянуть на детей. Но нет! Ты была, блядь, в «Пуле».
– Я не звонила, потому что не могу найти телефон. Кстати, ты не видел?
– Я?!
– Ты! Ты заходил вчера днем. Стулья были расставлены по-другому.
Дима сел, наконец и подпер щеку, водя пальцем по ободку своей кружки. На поверхности кофе отражалось его лицо.
– Я надеялся застать тебя.
– Что, на работе наорать не на кого?
Кан яростно поднял голову.
– Знаешь, что?! – он громко выдохнул, глубоко вдохнул и вдруг сменил тему. – Как так может быть, Ангела? Как может мать быть безразличной к собственным детям? Настолько, что даже лень домой позвонить?
Я тоже выдохнула, не зная, как объяснить Диме элементарные вещи, не разбивая ему о голову кофейный сервиз.
«Моих» детей в этом доме не было. И виноват во всем был лишь он. Именно Дима решил, что я нестабильна. Именно Дима велел мне отправляться на терапию к сущему мудаку, который стал терапевтом, потому что быстрей всех в палате надел халат. Именно Дима нанял эту сучью няню, которая не позволяла мне входить в детскую без нее. И именно он, когда я пожаловалась, позволил старой карге решать, когда она может вызвать охрану.
