Контора ясновидящей состояла из приемной, похожей на самый обычный конторский кабинет, где за столом с компьютером и телефоном сидела немолодая ухоженная дама, а перед ней лежала толстенная книга отзывов, заполненная примерно на две трети.
Увидев это, Алла про себя хмыкнула и потянула подругу за рукав к выходу. Ей стало жалко денег крутого Ленкиного мужа, но номер не прошел. Ухоженная дама приветливо распахнула дверь во вторую комнату, и они, как слипшиеся сиамские близнецы, втащились непосредственно к гадалке. Там все было оформлено просто классически и рассчитано на доверчивых дур, которой по всей видимости Ленка и являлась. Стены затянуты темной тканью, кругом расставлены и развешаны многочисленные иконы, из-под потолка свисает большой хрустальный шар, разбрасывающий по комнате загадочные неверные блики.
Сама ясновидящая, пожилая рыхлая, к тому же, усатая женщина, в высоком тюрбане и какой-то непонятной, расшитой блестящими нитями хламиде, возлежала в компании многочисленных подушек на возвышении в углу комнаты в обнимку с библией. Все это «великолепие» освещалось только приглушенным колеблющимся светом нескольких разноцветных свечей, расставленных по углам, благодаря чему, комната как бы не имела размеров.
– Присаживайтесь, располагайтесь, – предсказательница сделала приглашающе широкий жест рукой, указывая на гору подушек, напротив.
Ленка с Аллой, наконец-то отпустившей ее рукав, угнездились на странных сиденьях, отдаленно напоминавших обстановку восточного гарема, а ясновидящая вперила в них тяжелый немигающий взгляд. Ленка поежилась и прошептала, почти не разжимая губ:
– Я уже чувствую ее энергетику!
– А я чувствую, как она оценивает твой прикид и думает, сколько с тебя содрать, – в тон ей прошипела Алла.
Губанов был зол, страшно зол. Провалилась еще одна хорошо продуманная операция. До войны в самом Грозном, как и во всей Чечне, работало множество нелегалов ФСБ и ГРУ, но времена изменились, и сейчас там не было никого. Проникнуть к боевикам было крайне сложно. Ведь никакой русский никогда не сможет выдать себя за чеченца, да и «чужих» чеченцев они вычисляли безошибочно. И тогда расправа была короткой, но страшной. Вот и сегодня он узнал об очередном провале. Что же делать? Губанов нажал кнопку селектора:
– Подполковника Холодова ко мне.
Генерал хорошо к нему относился. Ему нравились люди, которые знают, чего хотят, даже если при этом они принадлежат к категории, у которой цель оправдывает средства. Может быть, при таком циничном взгляде на жизнь, Холодов сумеет найти какое-нибудь неожиданное в данной ситуации решение?
Кадровый состав службы заметно оскудел. В результате многочисленных реорганизаций от них ушли крепкие профессионалы среднего звена. Материально все они строились неплохо. Генерал иногда встречал некоторых из них, но на откровенный разговор они не шли. И только глубоко спрятанная в душе и глазах тоска выдавала тщательно подавляемые чувства. Этим людям, привыкшим защищать интересы государства, до ломоты зубовной было тоскливо обеспечивать безопасность какой-нибудь торговой фирмы или банка.
Подполковник Холодов остался, вопреки всему. Что двигало этим человеком, Губанов не знал, но сам факт верности долгу, не мог не вызывать уважения у старого служаки, который не мыслил себя в отрыве от своей службы. Для Дмитрия Агафоновича в ней была заключена вся его жизнь.
