– Ставь фигуры, я тебе покажу!
– Остынь, девочка. Сначала щёчки. Гони щёчки для поцелуя…
– Не дам…
– Как это! Ты выходишь из игры?
– Нет, но…
– Тогда будем следовать договору.
– Тогда сам дотянешься…
– Зачем тянуться, я и подойти могу… – Он пересел на её полку, взял девушку за плечи и… встретился с её глазами. Они пронзили его серой глубиной с прозеленью и чистотой завершённого рисунка. В этот-то миг он особенно понял, точнее, не понял, а сильно почувствовал, что любит Лену, и что зря он торгуется за промежуточные условия – его волевая твердыня шатнулась, он почувствовал кружение головы. Поцелуй, к его счастью, оказался не выразительным, если не сказать, что неумелым. Поскорее он ретировался на свою полку, не пытаясь доказывать, что целовать он умеет.
– Прошу пару минут на перекур.
– Да ты еще куришь?! – сыграла она изумление или действительно не выносила куряк.
– Нет, но игра серьёзная, я не могу позволить себе беспечного проигрыша… – То было лукавство. Он просил минутный тайм-аут для восстановления психики, поверженной во время неуместного поцелуя. Если Лена поняла бы его состояние, ей бы не грозил проигрыш в третьей партии, то есть после поцелуя в губы за вторую партию… Но неизвестно, поняла ли что-нибудь шахматистка, согласившись на кратковременный перерыв?
– А ты пока подкрась губки, чтобы мне было приятнее целовать их после второй партии! – хорохористо заявил он, выскакивая из купе к окну вагона. Но он уже, поняв свою ошибку, стелил гонором мостик для отступления, яснее сказать, к отказу целовать, дескать, перекрашенные губы спортсменки; он боялся нового стресса чувств.
Две минуты скоро миновали, и они углубились в новую партию. Он любезно отдал ей снова белый лагерь войск. Она приняла белый цвет как букет белых роз от джентльмена. И они начали. В перерыве он опять не догадался зайти в своё купе за сорочкой. Бессознательно ли он предоставлял красавице созерцать свои мужественные бицепсы и вдыхать запах своей мужской силы? Кто знает, не этот ли фактор будет влиять на исход поединка? Ведь в важном поединке муха мешает. Сколько историй, связанных с капризами гроссмейстеров по поводу мелочей! Одному мешает разгуливающий после хода партнёр, другого раздражает колдун партнёра, сидящий якобы в партере, третьего бесит конфетка, которую сосёт девочка в зале… Именно Фишер сделал девочке замечание: «Девочка в седьмом ряду, прекрати сосать конфеты!» «Да я всего третью взяла», – оправдалась девочка. «Не третью, а седьмую, маленькая лгунья. Думаешь, я не считаю»?..
Она сделала ход е4, на что он ответил ходом с6. Потом последовали е5 и Сf5, что и определило защиту Каро-Канн. Своё название начало партии получило по именам двух известных шахматистов XIX века Г. Каро и М. Канна. Вне зависимости от шахматных авторитетов, борьба ожесточилась невероятно. Черные оригинальным образом осуществили подрыв пешечного центра белых, не заботясь о развитии своих фигур. План Григория заключался в организации надёжной обороны при наличии солидной пешечной структуры ещё до того, как начнутся атакующие действия. Два первых хода Гриши определили его выбор данного дебюта. В перспективе у черных, то есть у Гриши, были шансы контролировать центр ходами пешек на с5 и f6. Эти ходы он провёл и стал созидать тот момент, когда его хитрость окажется эффективной
И он добился своего. Крепость белых после размена ферзей становилась всё слабее и слабее, пока не наступил момент, когда Елена положила короля на доску, что означало сдачу второй партии. Они уставились друг на друга, не находя слов для выражения пыла. Он не торжествовал победу, а боялся напомнить о поцелуе губ. Неизвестно, чего боялась она. И боялась ли она чего-нибудь?
