– А как ведут себя подопытные? Что значит моральные и этические барьеры?
– Ну… Там… – девушка замялась. – В общем, один начал мастурбировать, прямо на камеру. Уселся на кровать и погнал. Потом поспал, проснулся и от скуки снова начал это дело. Как животные, честное слово. Чаще всего – это мастурбация, конечно. Другой навалил кучу посреди комнаты…
– А потом стал мастурбировать?
Девушка недовольно посопела, но всё же продолжила рассказывать дальше:
– Потом, да. И я даже догадываюсь, какое ты название придумал препарату. Мастурбатор, да?
– Нет. Я как-то об этом не думал.
– Но это не так, – Лиза как будто не расслышала брата, её профессиональная гордость была чуточку задета, самую малость. – Мастурбировали только половозрелые подопытные, и то не все. Были такие, которые просто ругались.
– Ругались?
– Угу. Просто выкрикивали матерные слова и оскорбляли всех подряд: и нас, и политиков, и своих родных. А кто-то просто ложился спать, хотя их просили этого не делать, а наблюдать симптомы. Я же говорю, бестолковая штука.
– Что говорят, когда действие препарата проходит?
– Подопытным было стыдно за содеянное, но в тот момент плевали на всё – что хотели, то и делали. Ни последствия, ни о то, что о них подумают другие, их не интересовало. Хотели спать – спали, хотели песни петь – пели, хотели…
– Да я понял уже. Кучу навалить или помастурбировать – наваливали и мастурбировали.
– Не смешно! – фыркнула Лиза, но поняв, как это всё звучит со стороны, и заметив, как улыбается брат, заулыбалась сама.
– А испытуемых держали отдельно?
– Да. По протоколу, чтобы исключить контакт, обмен симптомами и сохранить чистоту эксперимента.
– А что будут делать вместе два человека под этой штукой? Что будет, если её запустить в толпу, что будет, если половина подопытных будет под плацебо, а половина под препаратом? Или один из толпы под препаратом?
– Плацебо мы и так контрольной группе даём… – задумчиво пробормотала Лиза. – Но содержать их вместе… Как-то раньше этого не делали, не было нужды. Но… Я поняла ход твоих мыслей! – девушка загадочно улыбнулась и принялась что-то записывать в свой наладонник.
Алекс ненадолго замолчал, осмотрел просторную комнату с белыми стенами и всевозможными датчиками в каждом углу, почесал затылок и задумчиво поинтересовался:
– Но это ведь не основное направление, верно? Это побочки от исследований. Вы не могли намеренно искать и тестировать такую… такую херню.
– А ты мне нравишься всё больше и больше! – Лиза готова была расцеловать младшенького от избытка чувств прямо здесь, но костюмы химзащиты этому препятствовали. – Когда я показывала лабораторию Ваньке, знаешь, что он спросил?
– Что?
– Есть ли у меня какой-то новый дурман, от которого нет побочек и который не определится на допинг-тестах?
– Дурман? Наркотик, что ли?
– Угу.
– Забавный у нас братишка. А второй вопрос, наверное, был – если нет, то сможешь сделать?
– В точку! – тяжело вздохнула Лиза.
– И над чем вы здесь работаете тогда?
Лиза задумалась. Отвернулась от брата, прошла молча вдоль холодильников, проводя рукой по стеклу, обошла по периметру и вернулась к тому же месту, откуда начала обход.
– Регенерация, вечная жизнь, вечная молодость… – перечислила она и посмотрела в упор на своего младшего брата.
– Эликсир бессмертия? – удивился он.
– Можно и так сказать.
– И как успехи?
– Есть недочёты и побочки, но я думаю, через пару лет мы их устраним.
