Они расположились на противоположном берегу от дома, чтобы в случае внезапного возвращения Андрея Ивановича не попасться ему на глаза. С каждой минутой хлопковый плед всё больше напоминал скатерть-самобранку. Долгие разговоры по душам о работе, галерее, Софье, которую Никита не видел больше месяца, перенесли их в иное измерение. Никого не замечая – словно прошлое обернулось настоящим, и не существовало стены между сыном и отцом, мешающей как раньше просиживать вечера напролёт за чашкой чая – мать и сын болтали, уплетая тёплые закуски. Погода создала благоприятные условия для отдыха. Вода блестела от купающегося в ней яркого солнца; утки восторженно хлопали крыльями, виляли хвостами и, точно возомнив себя на цирковом манеже, развлекали детишек, с визгом кидающих в воду кусочки белого хлеба. А высокие деревья шумели в такт происходящему, создавая музыкальный фон для бродячих артистов.
Любовь Петровна устремилась глазами вперёд, наслаждаясь жаренным чесночным тостом. Спортивный костюм смотрелся на её форменном теле с невинной нелепостью. Не взирая на то, что возраст подбирался к заветному юбилею, лицо её по-прежнему выглядело молодым и ухоженным, без глубоких морщин и дефектов. Густые, карамельные волосы вперемешку с махагоновыми прядями были собраны в высокую прическу заколкой-крабом. Аккуратно вздернутый нос горделиво возвышался над скулами. Взглянув на мать и сына со стороны, становилось понятно, что сходство их внешности составлял изящный нос.
– А знаешь что? – вытирая руки салфеткой, спросила Любовь Петровна.
– Что ? – с набитым ртом промямлил Никита.
– Я вижу палатку с мороженым.
Она вопрошающе посмотрела на сына своими глазами цвета карамели.
– Зима на носу, ма, а тебе хочется замёрзнуть раньше времени!?
– Сынок, не ворчи. Посмотри, какая чудная погода! И между прочим, матери грешно отказывать!
– Ладно. Сдаюсь, сдаюсь!
Она еще продолжала мечтательно улыбаться, а Никита стремительно направился к палатке у входа в развлекательный парк.
Вскоре он вернулся с двумя ванильными рожками в руке и обнаружил пустое покрывало, где лишь корзинка с остатками недавнего пира подтверждала, что он не ошибся лужайкой. Недоумевая, Никита огляделся по сторонам. В панораме оживленного парка нигде не мелькала фигура матери. Он сел на уголок пледа, спиной к коттеджам и достал телефон, сигналящий стандартной мелодией. Звонила Эля. Она весело поздоровалась, будто между ними накануне не возникало претензий и недовольства.
– Ты ещё сердишься? – ласково спросила Эля.
– Нет, я не умею обижаться.
– Знаю. Простишь меня?… Хотя я считаю, это тебе в первую очередь нужно просить прощения.
– Ты звонишь поругаться?
– Нет, – её голос дрогнул. – Я так ждала твоего звонка вчера, а ты не позвонил. Почему?
Никита не любил отвечать на вопросы, ответ на которые казался очевидным. Он придерживался мнения, что человек не звонит лишь по двум причинам: ему не интересно, как протекает жизнь другого, или он чертовски занят неотложными делами. В итоге, всё равно второй вариант сводится к первому. Ведь было бы желание – а время всегда найдётся.
– Да некогда было, – ответил Никита, продолжая вертеть головой.
Эля ждала, что Никита поинтересуется, как проходит её день, но Никита молчал. Страх, что он снова повесит трубку, не закончив разговора, пересилил амбиции блондинки.
– Приезжай сегодня ко мне. Посмотрим фильм, закажем что-нибудь из итальянского ресторанчика. А то ты у меня такой худенький!
