Обернувшись, я увидел перед собой Фёдора, проживавшего в каком-то небольшом подмосковном городке, а попавшегося на краже на вокзале в Москве. Именно поэтому он и находился в Бутырской тюрьме – подмосковные жители обычно сидели в «Матросской тишине». О своём «преступлении» Фёдор рассказывал так: шёл как-то по Казанскому вокзалу, смотрит, стоит прямо посредине зала спортивная сумка, огляделся, никто за ней не приглядывает. Взял в руки, снова осмотрелся: никто вроде бы не возражает.
У него и в мыслях не было присвоить эту сумку. Просто пошёл в сторону дежурного администратора, чтобы отдать её, а тут крик какой-то бабы.
– Обокрали! Обокрали! Сумку украли… Держи вора! – во весь голос вопила она.
На несчастье Фёдора, в этот момент милиционер проходил мимо, и она указала на него. Скрутили, не слушая никаких его объяснений. А через пару дней пребывания в КПЗ отвезли в Бутырку.
Фёдор был один из немногих, кого почти никогда не было слышно, этакий молчун и похуист: никогда ничем не интересовавшийся и ни во что не вмешивающийся.
– Я тут «маляву» набросал кое-кому… – проговорил он, а в его глазах было столько смущения, что я даже решил подбодрить его.
– Написал, кому и куда закинуть? – спросил его.
– Написал…
– В таком случае не волнуйся: найду способ доставить по назначению. – Я подмигнул ему и дружески стукнул по плечу.
По его смущению я сразу догадался, что речь идёт о представительнице женского пола. И конечно же оказался прав, но об этом – в следующей главе…
Если б я повстречался с тобой
Не в тюрьме, а на пляже, у моря,
Нас бы вместе водой голубой
Заливало б и лежа и стоя…
Я б тебя виноградом кормил,
Подавая ягодки в кубке,
И нарзаном с ладони поил,
Ощущая прохладные губки…
От Новослободской улицы, где стоит Бутырская тюрьма, до Красной Пресни, где находится знаменитая пересыльная тюрьма (знаменитая потому, что она единственная), полчаса ходу, а я добирался несколько часов. Дело в том, что меня захватили, как говорится, «по пути». Первым делом развезли тех, у кого в тот день был назначен Суд. А таких набралось человек десять. Затем отвезли двоих, сидящих в одиночных боксах автозака, или, как его называют в народе, «чёрном воронке» или «чёрной Маруси», в «Матросскую тишину», на тюремную больничку. И только потом дошла очередь и до меня.
Я заметил, что в «чёрном воронке», если в нём находятся те, кого везут на Суд, тем более на следственный эксперимент, редко стремятся к разговорам или душевным откровениям. Первые, скорее всего, оттого, что обдумывают систему защиты или готовятся к встрече с близкими людьми, которых долгое время не видели; вторые размышляют над будущим поведением во время следственного эксперимента. Есть и такие, кто готовит свою нервную систему к любой неожиданности или случайности, чтобы воспользоваться этим и уйти в побег…
В отличие от остальных меня везли на Краснопресненскую пересылку, и мои мысли были вполне свободны, они не осложнялись какими-либо душевными терзаниями конкретного характера, а потому я ударился в философские размышления. Так родилось одно из моих любимых стихотворений, которое мне хочется предложить вашему вниманию:
Для нас расставляют по жизни
Такие рогатки порой,
Что волком становится ближний,
А сам – по-тигриному злой!
Тогда, потеряв силу воли,
Прервав светлой жизни полёт
И зубы сцепивши до боли,
