– Стой, – велел Райдо, когда альва дернулась и попятилась. – Давай на конюшню. И в город. Доктора сюда притащи.
Вряд ли он, человек степенный солидный, обрадуется ночной побудке. И прогулка под дождем, как Райдо подозревал, не вызовет должного энтузиазма, но ничего, ему заплатят. Платит же Райдо за еженедельные бесполезные визиты, во время которых только и слышит, будто ситуация вот-вот стабилизируется.
Смешно.
Он того и гляди сдохнет, а они про ситуацию, которая стабилизируется.
– Вам плохо? – поинтересовался Нат.
А в руке нож.
Еще один ненормальный, который не понимает, насколько ненормален. Война закончилась, а он с ножом спит. И ест. И купается, надо полагать, тоже… и привычку эту свою считает полезной.
– Мне хорошо, – он сказал и понял, что и вправду хорошо.
Нет, боль не исчезла, она верная, Райдо не бросит, но он сумел ее вытеснить на край сознания.
И стоял сам. И младенца держал, боясь уронить, но руки, которые с трудом бутылку подымали, надо же, не тряслись. Чудо, не иначе.
Чудо лежало на ладони неподвижно и только разевала рот в немом крике, и Райдо было страшно, что оно этим криком надорвется, оно ведь слабое, и малости хватит, чтобы исчезнуть.
– Мне очень хорошо, – он осторожно провел по мягким пуховым волосикам, которые свалялись и слиплись, но все одно, против всякой логики и реальности пахли молоком. – А вот им плохо.
– Она альва.
– Сам вижу…
…а вот девочка – только наполовину… глаза серо-голубые, и разрез иной, не альвийский…
– Альва, – с нажимом повторил Нат и клинком в стол ткнул. Альва, сгорбившись, зашипела.
– Нат, – стой Райдо ближе, отвесил бы мальчишке затрещину.
Воин.
Было бы с кем воевать, она и сама того и гляди сдохнет. Если уйдет – точно сдохнет. А уйти она хочет, и осталась лишь потому, что у Райдо – ребенок…
– Альва! – Нат нахмурился. Иногда он проявлял просто-таки невероятное упрямство. – Альве здесь нечего делать.
Ей нечего делать под дождем, в осеннем зыбком лесу, который, надо полагать, почти заснул, и поэтому она пришла сюда. Случайно выбрала дом? Или… он ведь принадлежал кому-то раньше, до войны. Райдо старался не думать, кому именно. Трофей. Награда. Королевский подарок, не столько ему – все знают, что ему недолго осталось – сколько семейству, которое в кои-то веки проявило единодушие и благородно оставило Райдо в покое.
Даже матушка.
А мальчишка не шевелится, замер, уставившись на альву, и нож в руке покачивается, то влево, то вправо… альва же взгляда с клинка не сводит.
Настороженная.
И чем дальше, тем хуже. Напряжение растет, Райдо чувствует его шкурой, а надо сказать, что после знакомства с разрыв-цветком его шкура стала просто-таки невероятно чувствительна.
– Нат, – сказал резко, и мальчишка, вздрогнув, оглянулся. – Забываешься. Я в доме хозяин. И я решаю, кому здесь место, а кому…
Обиделся.
Губы дрогнули, мелькнули клыки, и по щекам побежали серебристые дорожки живого железа, но Нат с обидой справился. И нож убрал за пояс, буркнул:
– Скоро буду.
Не будет.
Во всяком случае, не скоро, потому что не станет Нат ради альвы спешить. Нет, приказ исполнит, но ведь исполнять можно по-разному, и значит, самому нужно что-то делать. Знать бы, что…
– Иди уже, – Райдо с трудом сдержался, чтобы не сорваться на крик. – А ты за молоком смотри. Снимай… да осторожно! Тряпку возьми.
Конечно, молоко перегрелось.
– Ложку подай… правда, где лежат, не знаю.
