— Тебя отправить назад? — с усталой жёсткостью спрашивает он.
Сердце тут же пропускает удар. Мирон ведь и вправду может… А ещё те ублюдки тоже много чего могут.
Боже, ну почему я никак не могу собраться?! Что за идиотская паника, пусть она отступит…
— Нет, — поспешно возражаю, даже мотая головой, будто слова недостаточно. — Я просто не знаю, что делать, я…
Осекаюсь, потому что Мирон неожиданно давит пальцами мне на губы, заставляя замолчать. Хотя умолкаю я, наверное, не столько из-за жеста, сколько потому, что меня вмиг окутывает волнами сумасшедшего желания, исходящего от этого мужчины. Желания такого сильного, что я правда не понимаю, как он вообще держится.
А ещё не представляю, что мне с этим делать и справлюсь ли я…
— Для начала хотя бы расслабиться и перестать считать это испытанием, — Мирон приближается вплотную, касается костяшками пальцев моего лица и размеренно продолжает: — Будь добра, сделай это сама. Я не в настрое нянчиться, я хочу сразу получить желаемое, — последнее он уже чуть тише проговаривает мне в губы, оттягивая нижнюю зубами.
Он мог бы и не говорить, я всё это чувствую. И хотя действие Мирона не назвать поцелуем, но мне определённо стоит проявить чуть больше решимости. В конце концов, я ведь уже целовалась.
Приподнимаюсь на цыпочках, двигаю пальцами по воротнику его распахнутой рубашки, и неловко провожу языком по его губам.
— Хорошо, — не отстраняясь, шепчу.
Кажется, даже такого простого действия хватает Мирону, чтобы отпустить себя. Он буквально набрасывается на мои губы своими, терзая их с особенным напором. Меня захлёстывает его силой, и я понимаю, что ни черта не готова. Всё это слишком… Пытаюсь вытолкнуть чужой язык изо рта, но безуспешно. Не уверена, что Мирон вообще это заметил. И хорошо, если нет.
Я не должна сопротивляться. Не имею права. Я больше не принадлежу себе. Как минимум неделю.
Словно не своими руками обвиваю его за шею, невпопад шевелю губами, лишь бы хоть как-то действовать. Впрочем, Мирону хватает и этого, чтобы уже начать увлекать меня в постель. От него вообще такой пожар исходит, что я тоже уже горю, хоть и далеко не от возбуждения. Меня просто заживо испепеляет всей этой неотвратимостью.
Да, целующий меня мужчина красив и хочет меня — но оба этих факта не вызывают во мне ничего, кроме внутреннего надлома. Хорошо хоть Мирон достаточно возбуждён, чтобы имитации действий с меня ему было достаточно.
Цепляюсь ему то в плечи, то в волосы; а он на это меня сильнее к себе прижимает, чуть ли не вдавливает. Целует грубо, жадно, глубоко. И явно только расходится. У меня уже губы саднят и немеют, да и, кажется, опухают ощутимо. А каждое его прикосновение к моему почти голому телу бьёт словно разрядами тока до самого сердца. Вот-вот, и не выдержу.
А Мирон уже на постель меня опускает, к кромке трусов рукой отпускается, явно хочет содрать их. Оставить меня голой… Чувствуя, как его пальцы быстро избавляют меня от белья, напрягаюсь всем телом; на что меня жёстче целует, словно затыкают мысленный протест. А потом его ладони жарко мнут в ладонях мою грудь, которая, оказывается, тоже уже не в лифчике. Мирон чуть ли не вжимает меня в постель, и от этого чувство беспомощности лишь усиливается.
Несколько секунд теряюсь в пространстве, ощущая себя чуть ли не мизерной перед напором возбуждённого мужчины. Но быстро прихожу в себя, стоит ему слегка отстраниться и в какие-то секунды расправиться уже со своей одеждой. Мы теперь оба абсолютно обнажены друг перед другом, и одна только мысль об этом вызывает дрожь.
