“В н и м а н и е” — жутко улыбался внутренний голос-монстр.
Хотелось провалиться сквозь землю. Невыносимо, больно, противно, мерзко. У него не было такого год. Год относительно спокойной жизни и это при том, что он видел эту стерву почти каждый грёбанный день в школе и даже ходил на одни уроки.
“Зря. Зря дышишь, зря желаешь, зря ешь. Зря живёшь.”
Когда что-то доставляет тебе неимоверную боль проще всего обозлиться и превратить это в повседневность. Слушать ваши песни, ходить в ваши места и всё это силком, затаскивая себя туда под любыми предлогами. Сделать всё возможное, чтобы оно перестало ассоциироваться с этим человеком.
“А может ты мазохист? Может, тебе нравится страдать? Почему ты никогда не говорил им, каково тебе?”
Но лето притупило ощущения, а от занятий в прошлой школе он был отстранён на второй же день. Драка, из которой Кристиан Грант вышел с разбитым носом. И что, что его потом чуть не запинала толпа тупых игроков в регби? Учитель же подоспел. А может и хорошо было, если бы запинали...
“Синдром жертвы? Абьюз? Спасатель?”
Да какая, на хрен, разница, если так подумать? Кто начал развешивать эти ярлыки? Николас живой. Ж-и-в-о-й. Он чувствует, способен дышать и задыхаться! Он не робот, выполняющий функции жизнедеятельности, как и сотни других таких же подростков, буквально подыхающих без родительской поддержки. Которые якобы не оправдали надежд.
“Кто ты? Что ты? З а ч е м ты?”
Как будто в голове играет мощнейший орган, не желающий прекращать. Черепушка трещит по швам, вот-вот взорвётся.
Нет, всё же это нельзя никак описать. Поток, бурлящих мыслей и чувств, он невыносим до одури, забирает так тщательно скопленные силы и не оставляет за собой ничего кроме пустоты. Потом поток уйдёт, а Николас останется сидеть и тупить в стену, искать смысл, чтобы подняться и умыть лицо холодной водой.
“Тебе не тяжело, ты просто притворяешься, понимаешь? Чтобы было кого винить. Ты сам сделал себе монстра, а она была права. Своя жизнь. У каждого. И не тебе в неё лезть.”
И все обещания, всё на свете теряет смысл и цвет. Окрашивается размытыми тонами чёрного, мельтешащего. А в противовес истерзанной мысли “Хватит...” только череда ударов, бьющих сильнее, чем тяжёлый кулак под дых. Куда они метят — так и не ясно, но наотмашь, бросают об стену и разбивают на осколки горного хрусталя.
Крик.
Страх.
Паника.
КТО ТЫ
НЕ ХОЧУ
Х В А Т И Т
— Хватит, — тихий голос врывается, распугивая рой и из темноты тянется худая, бледная рука. — Тише.
Николас вздрогнул, дёрнулся в сторону и во все глаза уставился на Лень, сидящую рядом на кровати. Она печально щурилась, тянула к нему ладонь и улыбалась как-то по-особенному. Это была не жалость, от которой мгновенно бы стошнило, а скорее... сострадание.
Она не жалела его, потому что понимала — это чувство ему совершенно не нужно. Демоница просто была рядом и понимала. Прямо как тогда, но сейчас, находясь на какой-то жутко пугающей границе, Ник уже не собирался её отталкивать. Он вообще ничего не собирался делать. Просто согнулся, утыкаясь лицом в одеяло и глухо закричал, когда пальцы забрались в его волосы.
Буря не запихивалась силой обратно, а просто успокаивалась, превращая шторм в плещущиеся волны. Не сразу, а постепенно.
Разве демон на такое способен? — размышлял Николас, измученный собой же, не двигаясь. Создание по природе своей злобное, призванное лишь отравлять человеческие жизни и ничего, кроме этого, не умеющее. Обман, подкуп, клевета... Но потому ли он так резко оградил себя вчера от Лени? Может причина была в том, что она напомнила ему
