Карты были запрещены, однако это не мешало игрокам тайно собираться. Играли на деньги, профессионально. Играли солидные люди, а всякая шушера не имея возможности примкнуть, крутилась вокруг. На это и надеялся Влад. Не может такая сумма не высветиться, в этом районе у неё одна дорога – влиться в азартную игру.
Но своеобразный кодекс чести картёжников по мере возможности соблюдался – краденным деньгам, если доподлинно известно об этом, не место на игральном столе.
Влад знал об этом, и, как бы предупреждая Дато, рассчитывал, что деньги, похищенные у отца, обнаружатся.
Дато молчал. Глубокомысленно. Да, он не воевал, не работал, но крупицы совести имел, и обострённое чувство справедливости не раз вызволяло из беды других людей. Если выигрывал, на еду и кров проигравшему оставлял. С близкими делился. Поэтому обездоленных рабочих жалел.
Вздохнул, зевнул, сверкнув рядом здоровых зубов, и, наконец, прервал молчание:
– Пойдёшь со мной вечером… Посмотрим, что можно узнать…
Влад появился дома спустя два дня. Он знал, что родители не будут беспокоиться из-за отсутствия, так как иногда оставался ночевать у дяди Коли в общежитии. Войдя в барак, разделённый длинным коридором на обе стороны, увидел мать, прильнувшую к дверям их комнаты. Она плакала. Не успев спросить что случилось, услышал голос отца, с надрывом повторяющего фразу: «Ну, убей меня, убей… Убей, говорю, и дело с концом… Я ссылку пережил в голодных степях, сотни смертей… не из пугливых…»
– Что это? Кто там, кому он кричит?.. – спросил шёпотом у матери.
– Моретти. Сначала спокойно разговаривали, потом отец сорвался на крик… не выдержал, разошёлся, считает, что тот его подозревает…
– Хорошо, я войду, подожди… – и, мягко отведя руку матери, пытавшейся остановить сына, ворвался внутрь.
Отец стоял по другую сторону стола, двумя руками распахнув рубашку и обнажив грудь, вероятно, для выстрела.
Моретти, прищурясь, не сводил с него глаз. Не ожидая такого поворота в разговоре, взглядом пытался усмирить своего расходившегося подчинённого.
– Успокойся, с тобой говорить невозможно, чего кипятишься, – и, повернувшись к вошедшему Владу, продолжил, – зашёл обсудить, а он совсем очумел, стреляй, говорит… Ох, и горяч отец, кипяток…
– Стоп! Стрелять не будем, вот ваши деньги, – переводя дыхание сказал Влад, и бросил на стол пакет. Правда, здесь немного не хватает, успел гад потратить…
– Кто… откуда? – от природы большие глаза Моретти увеличились вдвое, воззрившись на парня. Отец словно язык проглотил, сжимая рубашку, ел глазами пакет… Мать, всё слыша, бочком вошла, осторожно улыбнулась, наклонилась к свёртку, но не посмела открыть его. Так и застыла.
Моретти, подняв свою руку, по привычке лежавшую на кобуре с пистолетом, выданным ему по должности на военном объекте, потянулся к пакету с деньгами, подтягивая к себе.
– Откуда? – более спокойно, и уже требовательно переспросил он, разворачивая обёртку.
– У отца в бригаде работал Мишико, помнишь, отец? Его дядька просил взять на работу, он у вас месяц проработал, разнорабочим… Так вот, это он спёр, удобный момент высмотрел…
– Каков подлец! Надо в милицию сообщить. – Похлопав одобрительно по спине парня, похвалил, – ищут они, а нашёл ты, молодец Влад! – Моретти подвинул пакет к отцу, попрощался и вышел.
Утром отец раздал деньги рабочим, восполнив недостающую сумму своей зарплатой и оставив мать с пустыми руками, но несказанно радостным настроением. «Ничего, – приговаривала она, – деньги заработать можно, здоровье – нет.» И это правда, отец светился.
