– Пап, а ты когда решил стать священником?
– В шестнадцать лет. Вскоре после того, как не стало моего отца…
Мы остановились отдышаться. Подножье укреплённых стен аббатства внушает громадное уважение грандиозностью построения.
– Потеряв его, я как будто лишился защиты и стал одним сплошным оголённым нервом. На меня посыпались видения, я слышал голоса, которые заставляли содрогаться от страха. Казалось, сошёл с ума и один не справлюсь. Признаться в этом маме не мог прежде всего потому, что не хотел ещё больше расстраивать, она переживала тяжёлую утрату, не хватало только сумасшедшего сына. Она всегда заботилась обо мне, оберегала. Если б узнала, что меня тревожит, немедленно повела бы к врачу… ну а там, и до больницы рукой подать. Молитвы сдерживали волну, и я много времени проводил, стоя на коленях, просил у Бога помощи, искал возможность разобраться во всём. У меня был хороший исповедник, он то и подал идею, что раз со мной происходят подобные вещи, значит, это для чего-то необходимо, нужно только научиться выбирать полезную информацию из общего хаотичного потока и творить добро.
Даня слушал внимательно, прерываясь лишь для того, чтобы сделать очередной снимок.
– Ты тогда уже любил маму?
– Любил, наверное… В молодые годы трудно отдавать себе отчёт в такого рода делах.
– А как вы познакомились?
– Мы тогда только перебрались жить в этот город. Новая школа, чужой класс. Не просто было войти, но вида я старался не показывать, как взволнован и сконфужен. В прошлом остались друзья детства, дом, где родился и рос, но маме нужны были перемены, чтобы выжить, и я это хорошо понимал. Там всё напоминало о том, кого мы потеряли.
– Представляю… Ты вошёл в новый класс и…
– Наташа сразу же обратила на меня внимание. Из всех там присутствующих я слышал только её мысли. Они опутали меня как лианы, и с каждым днём всё больше концентрировались на мне.
– Как это?
– Поток образов, ощущений, когда мы оказывались рядом, мир вдруг замолкал, а сердце начинало громко биться.
– Обалдеть!
– Я ведь слышал не только голоса живых, но и мёртвых, и от этой какофонии не было спасения, разве что при определённых обстоятельствах, как например, в Церкви или при общении с твоей будущей мамой, а ещё в парке возле графского замка, где я любил гулять после школы. Там у меня неожиданно появился лучший друг.
– Друг из парка? – Даня беззаботно засмеялся, а я заглянул в его душу: «Неужели обо всём забыл?»
– Это было необыкновенно в людском понимании. Со мной заговорил древний дух, обитающий в тех местах.
– А вот это уже совсем интересно! – в его глазах появилась заинтересованность.
– Душа Йозефа Карницкого, лишившего себя жизни из-за любви. Прошло больше ста лет, но о нём и по сей день помнят. Он стал легендой, талисманом нашего города. Но никто даже и представить себе не мог, что дух его никогда не покидал заповедных мест.
Даниил на мгновение побледнел, его даже слегка качнуло.
– Ты общался с самоубийцей?
– Более того, полюбил его всем сердцем, как родного… – наши глаза встретились, но сын не выдержал нахлынувшего на него волнения и опустил голову. – Что было дальше?
– Гусар подсказал мне верный путь.
– Так ты его называл?
– Да, земное имя его удручало. Муки векового заключения позволяют осознать всю степень вины за совершённое без возможности хоть что-то исправить.
– Его не любили?
– Чувства были взаимны, но родители Эмилии решили иначе. Для дочери уже приглядели более богатого и влиятельного мужчину. А почти разорившиеся к тому времени Карницкие даже были вынуждены продать своё родовое имение в Эверсмуйжи.
