– Чего это он постоянно плюётся? – нервно спросила она у Миши, чтобы отвлечься.
– Так это пан-масала, – невозмутимо объяснил Миша. – Ну, местная популярная жвачка из листьев бетеля.
– Наркотик? – уточнила Люся с благоговейным ужасом.
Миша расхохотался:
– Ну, что ты! Вполне себе невинная тонизирующая смесь, всё легально и дёшево. Очень ароматная, со специфическим вкусом… Хочешь попробовать? Кстати, в Индии многие женщины употребляют пан. – Он подмигнул Люсе, но она отшатнулась от него и замахала руками.
– Ага, чтобы потом отпугивать окружающих в радиусе километра своими красными плевками… Нет уж, спасибо. Это так… неэстетично. – Она поморщилась, глядя, как водитель снова сплёвывает тягучую алую слюну.
– Не могу с тобой не согласиться, – Миша кивнул. – Кстати, сейчас во многих общественных местах ввели запрет на жевание бетеля, чтобы не заплёвывали пол.
– Хорошо бы ещё ввести запрет на испражнения на публике, ну и чтобы мусорили поменьше… – проворчала Люся, глядя на огромную зловонную свалку едва ли не посередине дороги. – Это же кошмар, как здесь грязно!
– Скоро ты привыкнешь и перестанешь замечать подобные вещи, – предсказал Миша. – Поверь мне, мусор на индийских улицах – не заслуживающая твоего внимания мелочь. Пустяки всё это. Нужно смотреть глубже…
– Хорошенькая мелочь – продохнуть невозможно. – Люся демонстративно зажала нос.
– Ну, просто у тебя сейчас стадия активного отторжения действительности, – констатировал её спутник. – Ты фиксируешь внимание только на негативе. Надеюсь, это скоро пройдёт… Иначе настоящая Индия тебе так и не откроется.
Люся со вздохом упёрлась взглядом в корову с испачканным в навозе задом, которая развалилась поперек проезжей части; машины, рикши и скутеры старательно объезжали священное животное, и никто даже не выразил недовольства.
Положа руку на сердце, Люся не могла сказать, что она была прямо-таки в натуральном шоке от Индии. Да, некоторые вещи неприятно её поразили, но между тем она не испытывала ненависти или жгучего отвращения к тому, что видела. И уж тем более Люся не торопилась делать скоропалительных выводов обо всей стране в целом. Возможно, то был ещё и писательский интерес – все её впечатления, положительные или отрицательные, так или иначе нужно было переработать в книгу. А ныла она скорее из вредности, ну и потому, что не выспалась. В остальном же самочувствие и настроение были вполне нормальными, и Люся присматривалась к окружающей действительности с жадным любопытством.
Вот индийское семейство из четырёх человек лихо промчалось мимо на своём скутере: отец рулил, усадив впереди сына лет четырёх, а мать, пристроившись позади них бочком и свесив ноги, одной рукой держалась за плечо мужа, другой же прижимала к груди запелёнутого младенца… («Это ещё не предел, – усмехнулся Миша, заметив вытаращенные от удивления глаза своей спутницы. – Иной раз на одном скутере по шесть человек разъезжает…»)
Вот женщина развесила на балконе постиранное бельё – одеяния таких сочетаний цветов немыслимой яркости, что слепило глаза…
Вот чета обезьян устроилась на каменной ограде: толстый крупный самец вальяжно распластался на брюхе, а самка суетливо копошилась в его шерсти, выискивая блох…
Наконец, они очутились в знаменитом базарном районе Чандни-Чоук неподалёку от Пятничной мечети.
– Вот она – Джама-Масджид! – торжественно простирая руку в сторону величественной красно-белой громады, изрёк Миша тоном экскурсовода, когда они вылезли из авторикши. – Очень древняя мечеть, между прочим – заложена ещё при Шахе Джахане… Не делай такие страшные глаза, неужели ты не слышала об этом императоре? Тот самый Шах Джахан, который построил Тадж-Махал в память об умершей супруге… Так, понятно, о Тадж-Махале ты тоже имеешь весьма смутные представления. Хорошо, не всё сразу, вернёмся к этому разговору, когда поедем в Агру, – спохватился он. – А пока – пожалуйста, мечеть… Кстати, самая большая в Индии!
