Она налила немного воды случайно, по старой своей годами выработанной привычке, в сущности же была согласна с Юрием, что при готовке его способом, получалось вкуснее; но властные авторитарные упреки, почти угрозы супруга возмутили сейчас ее, и она всей душой восстала против такого прямого и наглого подавления своей воли.
– Сколько раз я тебе повторял, что для макарон нужно большое количество воды?! – нахмурился Юрий. – Неужели так трудно запомнить?!!
– Как хочу – так и варю! – глядя супругу в глаза, медленно проговорила Ольга, все более протестуя против грубого давления мужа.
– В смысле «как хочу, так и варю»?!
– Всегда так буду варить!
– Я не понимаю, тебе что, сложно просто воды больше наливать?!
– Да, сложно наливать!
– Дура! – поняв, что жена противоречит исключительно ему назло, с желчной насмешкой сказал Юрий. Он терпеть не мог в Ольге эту черту – склонность к глупому, бездумному противоречию, и оскорбил сейчас ее не в чувствах, а осознанно, даже с каким-то удовольствием.
– Сам дурак!
– Подожди, – уже спокойным тоном продолжил Юрий. Обозвав жену, он в глубине души почувствовал себя виноватым и не мог теперь кричать на нее. – Мы же с тобой сто раз это обсуждали: макароны будут вкуснее, если варить их в большом количестве воды.
– Всегда так буду варить, как теперь! – вытянув шею, категорически выпалила вконец взбудораженная оскорблением Ольга. – Не нравится – сам вари!
Услышав эти слова, Юрий по-доброму усмехнулся. Последнюю свою фразу, в которой супруга упрекала его, что он способен только критиковать, сам ничего не делая, она снова произнесла не подумав, и злость на жену у него совершенно пропала – ясно увидел он, что в ней говорили одни слепые эмоции.
– Я бы и сварил, – самым невинным образом приподняв брови, ответил он, – если бы голубцы не жарил. В следующий раз давай поменяемся: ты жарь голубцы, а я с удовольствием сварю макароны. И давай всегда буду варить их я. Но в этот раз получилось наоборот, и если варишь ты, то наливай, пожалуйста, больше воды. Ведь так вкуснее получается. Это же не сложно.
– Сложно!
– Да в чем сложность-то?
– Если много воды налить, то дольше ждать придется, пока она закипит, а я, между прочим, голодная – с работы! И вообще, нормальный муж взял бы и заранее сам все сделал, чтобы, когда жена придет, ужин был уже готов. Я весь день отработала и должна еще вечером варить, а ты с самого утра дома сидел – ничего не делал!
Последние слова Ольги острым лезвием полоснули Юрия по самому живому: он замолчал, и все время до ужина супруги больше не разговаривали.
Ели тоже молча. Общались исключительно с дочкой, и то отвечая на ее живые вопросы строгими односложными ответами, так что и она, почувствовав общее напряжение, вскоре притихла.
Каждый был обижен на супруга: Ольга – за то, что муж обозвал ее; Юрий – за последние жестокие слова жены. При этом никто из них не видел сейчас никаких значимых причин, которые привели к ссоре и тем более по которым стоило бы продолжать конфронтацию. Но первым идти на сближение никто не хотел: на кухне установилось полное молчание, прерываемое лишь бряцаньем ложек о тарелки, как вдруг тишину разрушило пение.
Запела канарейка. Голосок ее наполнил комнату тихими лаконичными переливами.
– Что это? – радостно вытаращила глазки Саша, и вся семья как по команде дружно развернулась к подоконнику.
Канарейка продолжала свое ласковое пение; неожиданно оно сменилось на задорное цоканье, потом звонкий треск, приглушенное щебетание, и снова полились волны упоительной музыки.
