За соседний столик уселась парочка. Она – рыжая и кругленькая, он – курносый блондин. Он высыпал сахар из пакетика сначала в ее чашку, потом – в свою. Она помешала кофе соломинкой – сначала в его чашке и только потом в своей. И залилась хохотом. Ричард невольно улыбнулся: эх, смешные. Когда-то и они с Ириной так же шутили, не могли насмотреться друг на друга и наговориться вволю. А теперь все кончено. Она чужая. Такого предательства Ричард простить ей не сможет. Слово «предательство» было произнесено, капуччино допит, в чашке на дне остался только островок светло-коричневой пенки. И от счастья осталась только жалкая пенка с привкусом горечи… Он наблюдал, как музыкант на тротуаре укладывал свой саксофон в футляр. Нет больше музыки. Вся кончилась. Ричард поднялся и направился домой, прочь от этой оживленной толпы, где все еще продолжалась жизнь, в тот день обходившая его стороной…
– 2 —
– Да, Свет, я этот самый аборт уже сделала, – кричала Ира в телефонную трубку. – Поздно меня переубеждать.
– Ну почему ты не посоветовалась со мной, почему не позвонила? – на том конце провода отчетливо стали слышны всхлипывания, как будто дело происходило за стенкой, а не на другом конце океана.
– Да потому и не позвонила: знала, что ты меня будешь разубеждать. Ты же у нас натура романтичная.
– А ты какая? – донеслось из Москвы.
– А я – прагматичная. Меня жизнь научила. Ты пойми, что из-за своего счастливого брака ты наивна до безобразия. Ты не представляешь себе, что такое рожать ребенка, которого никто не хочет. Знаешь, какое у меня самое сильное воспоминание из детства Макса? Выхожу я из троллейбуса, сложенная коляска «Мальвина» – в одной руке, ребенок – в другой. Делаю шаг вниз – и нога соскальзывает: коляска сваливается в одну сторону, а Макс уже летит в другую, прям под колесо. Помню, как потянулась, чтобы удержать его в руках – и бряк, сама сижу на асфальте: Макс все-таки со мной как ни в чем ни бывало, ноги мои – в разные стороны. А встать не могу – силы испарились без остатка. Помню, как кто-то наклонился надо мной с вопросом, все ли в порядке – это был водитель троллейбуса. Он вышел посмотреть, что происходит, и кто это там падает ему под колеса.
– Ну, так что же ты вспоминаешь дела давно минувших дней? Этот брак – другой. И муж твой безумно хочет ребенка, – недоумевала подруга.
– Во-первых, тот тоже хотел. Расхотел он, когда я была на пятом месяце. Во-вторых, не угадаешь, что Ричард думает на самом деле: мы воспитывались на разных сказках и думаем на разных языках. Давит он на меня «давай ребенка» и не интересуется, хочу ли я этого. А в-третьих, я больше рисковать не хочу. Я уже знаю, какова жизнь одинокой мамашки без копейки в кармане и без перспектив на будущее.
– Ирка, хоть я и наивная, но скажу: если ты не планируешь больше детей, Ричард рано или поздно от тебя уйдет, ты не сможешь его вечно водить за нос, – вздохнула Света.
– Да не то что бы я не хочу… Но чтобы решиться на такое, у меня должна быть работа и свой стабильный доход. Я не должна зависеть от мужа и дрожать, не свалит ли он. Да, похоже, он меня любит, но никто не знает, что будет через месяц, через год, или через десять. Я только что начала работать. Ты не понимаешь, как непросто найти хорошее место здесь, особенно иммигрантке, – Ирина говорила быстро, чтобы не дать Свете никакой возможности возразить. – Мне надо хотя бы несколько месяцев продержаться на этой должности, чтобы утвердиться там… И вообще, я не имею права на вторую ошибку.
