– Говорят, это работа их сынишки?
– Да.
Он выпрямился.
– Это гораздо острее змеиных зубов.
– Какие змеиные зубы?
Он улыбнулся, и его очаровательное лицо потеплело.
– Это из Шекспира.
– Понятно. – Неудивительно, что он и Рорк находят общий язык. – В этом маловато поэзии.
– Он еще специализировался на трагедиях. Здесь как раз трагедия.
– Я могу сказать одно: дебил сынок окончательно спятил. У тебя не найдется чего-нибудь холодненького?
– У нас тут все холодное. – Он чуть заметно улыбнулся. – Тебя интересуют напитки? – Он сделал широкий жест рукой в окровавленной перчатке. – Угощайся. Будь как дома.
– Торговые автоматы при виде меня вечно ломаются, – объяснила она, подходя к его маленькому холодильнику. – Не иначе это какая-то химия.
– Неужели?
Она с облегчением достала баночку колы, щелкнула кольцом, сделала глоток.
– За твое здоровье!
– И тебе не хворать. Как видишь, женщин пропускают вперед – в ее случае это сработало даже в смерти. Напоследок, часов за пять до кончины, она употребила внутрь кусок белого хлеба, примерно шесть унций соевого кофе с искусственным подсластителем и полчашки греческого йогурта с гранолой. Не такая уж вкусная последняя трапеза. Она была чуть-чуть недокормленной, состояние здоровья превосходное. Во всяком случае, до пятидесяти трех ножевых ударов.
– Серьезный перебор!
– Большинство ранений нанесено, когда она лежала на животе – об этом свидетельствует угол проникновения лезвия. Некоторые удары были так сильны, что сокрушали кости. Отколот кусочек большой берцовой. – Он продемонстрировал сосуд с обломком кости. – По-моему, все ранения нанесены одним и тем же ножом – тем, который ты обнаружила воткнутым в труп. Раны, свидетельствующие о попытках обороняться, отсутствуют.
– Он застал ее врасплох. Даже когда это уже происходило, она не верила, что такое возможно.
– Согласен. Из моей реконструкции следует вывод, что первый удар был нанесен вот сюда. – Он указал пальцем на живот убитой. – Повреждения серьезные, но при надлежащем и своевременном лечении она бы поправилась. Следующий удар, вероятно, вот этот, пришелся примерно туда же.
– Они находились лицом к лицу.
– Да, и, вероятно, очень близко. Следующие удары наносились наугад, с большей силой.
– И глубже, – прошептала она.
– В спину. – Он сменил проекцию на мониторе, чтобы показать Еве спину убитой. – Несколько ударов, опять-таки судя по углу проникновения, были, вероятно, нанесены при ее попытке спастись, потом – когда она упала. Большая часть ударов нанесена, когда она уже была мертва или по крайней мере потеряла сознание. Слабое утешение. О падении говорят ушибы, но она их уже не почувствовала.
– Это совсем не утешает.
– Кто это сделал, ты знаешь. А почему?
– Потому что он кретин. Даже старый верный друг называет его неудачником. Ни на одной работе не мог – или не хотел – удержаться, подружка вытолкала его за дверь. Вернулся жить к мамочке с папочкой, а те давай зудеть: «Либо взрослей, либо выметайся!» Думаю, мамаша устроила ему очередную головомойку, и тогда он…
– Боюсь, родительская стезя усеяна ловушками. Одна из них стоила женщине жизни.
– Так и есть.
Сколько ножевых ударов сама Ева нанесла своему отцу? Кто-нибудь их считал? Но тогда решался вопрос жизни и смерти – ее жизни и смерти.
– Что скажешь о другом пострадавшем?
– Пока – самые предварительные соображения. – Моррис перешел ко второму кафельному столу. – Ты правильно определила на месте преступления время его совершения, бита, приобщенная тобой к вещдокам, соответствует характеру повреждений. Первый удар пришелся вот сюда: широкой частью биты – прямо в лицо.
