— А если он передумает и стребует обратно потраченные средства? Ты об этом подумала? Как ты будешь их отдавать?
Мама поджимает губы.
— Не стребует, если будешь слушаться меня.
Меня трясет. Еще раз осматриваю хаос, что учинила мать, и не замечаю среди него самого важного для меня человечка, которого я оставила на маму.
— А где Матвей?
— Матвей? — растерянно ахает. — Да тут вроде бегал…
— Ты что, о нем забыла?! Как ты могла?! — Берусь за голову, быстро обходя комнату.
— Никуда он не денется, — даже теперь отказывается признавать вину. — Под кровать, наверное, забрался.
В спальне сына нет. Выбегаю в коридор и там почти натыкаюсь на подоспевшего Ярослава.
— А маменька, в отличие от тебя, прекрасно обосновалась в доме, — приподнимает уголок губ.
— Ай! — отмахиваюсь. — Не напоминай, пожалуйста!
Иду по коридору.
Усольцев следует за мной.
— Что случилось?— спрашивает он.
— Мама проворонила собственного внука! — вскрикиваю я, не оборачиваясь.
Вижу впереди приоткрытую дверь в ванную. Заглянув туда, выдыхаю. Нашелся, слава богу.
Матвейка стоит возле унитаза и держит над ним флакончик с санитайзером для рук.
— Бух? — спрашивает малыш, глядя на меня.
— Нет, солнышко, — замотав головой, осторожно подкрадываюсь к нему. — Не надо бросать.
— А вот и потеряшка, — подходит к ванной Усольцев.
Я смотрю в унитаз, а он уже полный… Там бутылочка с жидким мылом, крем для рук, флакон туалетной воды и даже маленький стеклянный ароматизатор.
Не успеваю забрать санитайзер. Матвей отправляет его в компанию к остальным ванным принадлежностям и оглядывается на Усольцева. Оттопырив большой палец, поднимает ручку вверх, показывая Ярославу, мол, круто же у меня получилось?
— Ага, супер, — недовольно кривится Усольцев, скрещивая руки на груди.
— Я все сейчас достану и вымою, — виновато пожимаю плечами.
— Не утруждайся. Скажи Ираиде, чтобы заменила испорченные предметы. И прошу впредь внимательно следить за своим племянником, — посмотрев на меня, опускает взгляд на Матвейку. — Невоспитанный.
Оттолкнувшись от дверного косяка, Ярослав уходит.
Он же совсем не понимает, кто такой двухгодовалый ребенок. Смотрел презрительно. Усольцев, наверное, думает, что в этом возрасте дети должны изъясняться на трех языках, чертить параболы, а вечерами писать диссертации. Отдавать полный отчет своим действиям и ходить в доме по струнке, чтобы случайно ничего не задеть.
Зато у Матвея есть я — бесконечно любящая мама. И нам замечательно вдвоем без таких вот придирчивых отцов.
К вечеру эмоции, кипевшие у меня в душе, постепенно стихают. Я была так рассержена на маму и Усольцева.
Уложив Матвейку спать, достаю из сумки паспорт.
Ярослав говорил, что если понадобится, я найду его в личной спальне. В моих мыслях мантрой крутятся слова «ты путаешь меня со своей невестой», но, если честно, я так устала повторять Усольцеву одно и то же. Такое чувство, что я попугай, талдычащий свою правду глухому человеку. Я просто покажу Яру документы.
Накинув поверх пижамных шортиков и майки целомудренный халат, выхожу из комнаты и иду к Ярославу. Постучав в его дверь, заглядываю в спальню.
Яр задумчиво лежит на постели, уставившись в ноутбук. На Усольцеве лишь удобного кроя пижамные штаны. Должно быть, не ждал он так поздно никого, ко сну готовился. Даже свет в комнате погасил, оставив гореть только бра.
— Можно? — спрашиваю я.
— Да, входи.
Он слегка удивлен.
