– Отличный пиджак, – говорит бармен.
– Спасибо.
– Правда, судя по остальной одежке, ты только что вылез из жопы дьявола.
Внезапно мне приходит в голову мысль, что это какая-то адская ловушка. Я начинаю раздумывать, успею ли вовремя достать шокер «Брэда Питта» или нож. Видимо, все это отражается на моем лице, поскольку здоровяк немедленно лыбится, как олень, застигнутый светом фар, и я понимаю, что он так шутит.
– Расслабься, приятель, – говорит он. – Всего лишь неудачно пошутил. Кажется, у тебя был говеный день? Что обычно пьешь?
Вопрос застает меня врасплох. Еще вчера я жадно охотился на воду, которая иногда капает с потолков известковых пещер под Пандемониумом. Но в основном приходилось пить крафтовое адское пойло под названием «Aqua Regia» (она же «Царская водка») – жидкость, похожую на высокооктановое красное вино с примесью ангельской крови и различных трав. По сравнению с ним эффект от кокаина покажется не сильнее, чем от детских конфет-шипучек. На вкус царская водка – как раствор кайенского перца в бензине, но, будучи внизу, я ее вполне выдерживал.
– «Джек Дэниэлс».
– За счет заведения, – отвечает бармен и наливает мне двойную порцию.
Играет необычная музыка. Что-то тропическое, с фальшивым щебетанием птиц. На барной стойке лежит коробочка от CD – с гавайским закатом на обложке и именем Мартин Дэнни[9]. Я выплевываю жвачку на салфетку и отпиваю виски. Очень странный вкус. Я уже подзабыл, на что похожи человеческие напитки. Зато он смывает последние остатки мусорного привкуса.
– Что это, черт побери, за место?
– «Бамбуковый дом кукол». Лучший и единственный в Лос-Анджелесе тики-панк-клуб.
– О как! Всегда считал, что Лос-Анджелесу именно такого не хватает. – Поскольку я в баре, начинает хотеться чего-то еще. – Забыл сигареты. Угостишь?
– Извини, приятель. В барах Калифорнии курить запрещено.
– Это с каких пор? Чушь какая-то.
– Полностью согласен.
– Что ж, по крайней мере, на Рождество я оказался дома.
– Почти. Ты опоздал всего на день. Неужели Санта ничего тебе не подарил?
– Разве что это путешествие. – Я глотнул еще. Итак, Рождество уже наступило. Но улицы до сих пор пусты, а это значит, никто не увидит, как я пробираюсь домой. Мне везет. – У тебя есть сегодняшняя газета?
Бармен достает из-под стойки и кладет передо мной свернутый экземпляр «L.A. Times». Я беру его в руки, стараясь не демонстрировать нетерпения. Я не смотрю на заголовки и не обращаю внимания ни на что, кроме даты вверху страницы.
Одиннадцать лет. Меня не было одиннадцать лет. В Нижний Мир я попал девятнадцатилетним, а значит, теперь – почти старик.
– У тебя есть кофе?
Он кивает.
– Значит, ты пропустил Рождество. Потерял выходные. У меня тоже такое бывало.
Горячий кофе прекрасен. Он с легкой горчинкой, будто немного переварен. Я выливаю в него остатки «Джека Дэниэлса» и пью. Первый идеальный вечер за одиннадцать лет.
– Ты местный?
– Родился здесь, но пришлось уехать.
– По делам бизнеса или для удовольствия?
– Находился в заключении.
Он снова улыбается. В этот раз обычной человеческой улыбкой.
– В моей противоречивой юности был период, когда я шесть месяцев подряд угонял тачки. За что тебя посадили?
– Честно говоря, сам не понял. Наверное, оказался в неправильном месте в неправильное время.
– Это вернет тебе улыбку, – говорит он и наливает мне еще виски, не забыв долить чашку свежим кофе.
Этот бармен, наверное, самый приятный человек, которого я встречал в жизни.
