– Сделайте мне одолжение, которое я сделал бы для вашего брата, если бы мы с ним поменялись ролями, возьмите эти деньги на расходы. Мне понадобится не только пища, но и платье.
– Положите деньги на пол, – сказала она. – Я не могу перестать бить яйца.
– Вы не обиделись? – вскрикнул я.
Она ответила мне взглядом, который сам по себе был наградой и, по-видимому, сулил мне самые небесные надежды на будущее. В нем крылась тень упрека и столько откровенной задушевности, что я не был в силах выговорить ни слова. Я только смотрел на Флору, пока она приготавливала молоко.
– Ну, – сказала молодая девушка, – теперь попробуйте-ка это.
Я отведал приготовленное ею кушанье и поклялся, что оно вкусно, как нектар. Флора собрала яйца и присела передо мною, чтобы смотреть, как я ем. В эту минуту в красивой высокой девушке было что-то материнское, восхищавшее меня. Я до сих пор удивляюсь своей сдержанности.
– Какого рода платье вы желаете иметь? – спросила Флора.
– Приличное для дворянина, – ответил я. – Не знаю, правильно или нет, но я думаю, что я лучше всего могу сыграть джентльмена. Мистер Сент-Ив (я буду путешествовать под этим именем) представляется мне чем-то вроде театральной личности, и его внешний вид, конечно, должен соответствовать всему остальному.
– А между тем в нарядном костюме есть одно неудобство, – сказала она. – Если бы вы оделись в простое платье, было бы все равно, впору вам оно или нет. Но платье джентльмена – другое дело, оно должно хорошо сидеть, это необходимо! Особенно при ваших… – Флора на мгновение остановилась, – при ваших, по нашим понятиям, выдающихся манерах.
– Бедные мои манеры! – сказал я. – Но, мой дорогой друг Флора, роду человеческому постоянно приходится страдать от того, что ему кажется выдающимся, заметным. Видите ли, сами вы были очень заметны даже в толпе, приходившей в замок посмотреть на пленников.
Я побоялся спугнуть посетившего меня ангела и сейчас же, без передышки прибавил несколько указаний относительно цвета материи моего будущего костюма.
Глаза Флоры широко раскрылись.
– О, мистер Сент-Ив, – вскрикнула она, – ведь теперь так следует называть вас, я не говорю, что выбранные вами цвет и покрой неприличны, но мне кажется, они непригодны для путешествия! Боюсь… – Флора слегка засмеялась, – боюсь, что подобный костюм придаст вам слишком щегольский вид.
– А разве я не щеголь?
– Начинаю это подозревать.
– Я вам все объясню. Подумайте, как долго я представлял из себя посмешище. Неужели вы не согласитесь со мною, что, может быть, самой горькой стороной моей жизни в плену была одежда? Посадите меня в заключение, закуйте в цепи, если вам угодно, только позвольте мне оставаться самим собой. Вы не подозреваете, что значит быть маскарадной фигурой среди врагов.
Последние слова я произнес с большой горечью.
– Право, вы несправедливы! – вскрикнула Флора. – Вы говорите так, точно кому-нибудь приходило на ум смеяться над вами! Никто не думал насмехаться над вашим несчастьем. Всем нам было глубоко жаль вас. Даже тетке; конечно, она порой вела себя бестактно… Но послушали бы вы, что она говаривала дома! Тетушка принимала в вас такое участие. Каждая заплата на вашей одежде опечаливала нас. Мне всегда казалось, что ваше платье должна была бы чинить рука сестры.
– У меня нет и не было сестры, – проговорил я. – Но так как вы говорите, что я никогда не представлялся вам смешным…
