– Или я видела вас прежде, сэр, или это был кто-то очень на вас похожий. И откуда вам знать про синюю комнату, раз вы впервые в наших краях?
– Вовсе не такой я чужак здесь, как вы предполагаете, Мег, – дружески заговорил приезжий. – Меня ведь зовут Фрэнк Тиррел!
– Тирл! – воскликнула Мег с великим удивлением. – Не может быть! Неужели вы Фрэнси Тирл, тот сорванец, что ловил здесь рыбу и лазил за птичьими гнездами семь-восемь лет тому назад! Да нет, Фрэнси был совсем мальчишка!
– А вы прибавьте семь-восемь лет к возрасту этого мальчишки, Мег, вот и выйдет как раз тот человек, что стоит сейчас перед вами, – грустно сказал приезжий.
– Пожалуй, что и так, – сказала Мег, бросая взгляд на отражение собственного лица в медном кофейнике, начищенном ею до такого блеска, что он вполне мог сойти за зеркало. – Да, пожалуй, что и так: все люди стареют, прежде чем умереть. Все-таки сдается мне, мистер Тирл – ведь мне теперь не годится называть вас просто Фрэнси…
– Зовите меня как хотите, хозяюшка, – сказал приезжий. – Я уж давно не слыхал, чтобы кто-нибудь звал меня именем, напоминающим о прежней ко мне ласке, и нынче оно звучит для меня приятней княжеского титула.
– Ну тогда, мастер Фрэнси{33} – если такое наименование вам не обидно, – вы, я надеюсь, не набоб?
– Нет, нет, по чести могу вас в этом уверить, мой старый друг. Ну а если бы я был набоб?
– А ничего; только я, пожалуй, попросила бы вас проехать подальше, где бы вам служили хуже, чем у меня. Ох, эти набобы! Весь наш край они заполонили! На двадцать миль в округе поднялась из-за них цена на кур и яйца. Да мне-то что? Почти все они селятся внизу, у источника. Им, видите ли, эта вода помогает, а то у них цвет лица медно-красный и требует промывки, совсем как мои кастрюльки, которых никому, кроме меня, не отмыть.
– Ну, моя милая, – сказал Тиррел, – из всего этого я заключаю, что мне можно у вас остаться и пообедать.
– Почему же нет? – отозвалась миссис Додз.
– И что мне отведут синюю комнату на одну-две ночи, а то и дольше того?
– Ну, этого я не знаю, – ответила хозяйка. – Синяя комната у меня самая лучшая, а кто тянется к лучшему, тот не из самых бедных на этом свете.
– Это уж воля ваша, хозяйка. Определяйте сами, сколько хотите, – сказал приезжий, – а я пока схожу присмотрю за конем.
– Добрый человек и к своей скотине добр, – промолвила Мег, когда приезжий вышел из кухни. – Что-то в нем всегда было особенное, в этом мальчишке. Ну и к худу же он изменился лицом с тех пор, как я видела его в последний раз! Зато в память былых времен я угощу его отменным обедом!
Со свойственной ей решительностью Мег взялась за соответствующие приготовления и так погрузилась в кулинарные дела, что две служанки по возвращении под хозяйский кров избегли жестокого выговора, который в награду за их пресловутое неряшество и небрежность уже готовила им госпожа. Она простерла свою любезность до того, что, когда Тиррел пришел в кухню за своими сумками, она по всем правилам отчитала Эппи: «Почему эта неповоротливая лентяйка не снесла вещи джентльмена к нему в комнату?»
– Благодарю вас, хозяюшка, – сказал Тиррел, – но в этих мешках у меня акварельные наброски и рисунки, и я предпочитаю перенести их сам.
– Значит, вы еще занимаетесь этим делом? – спросила Мег. – Ужасную грязь разводили вы из-за них встарь.
– Я не могу жить без рисования, – сказал Тиррел, беря свои сумки.
