Она покосилась на вампира и шепотом добавила:
– Кофе у нас подают круглые сутки. Вот только он не умеет его готовить, – девушка подмигнула Польне. – Поэтому обращайтесь ко мне.
– Я все слышу, Кендра, – спокойно произнес консьерж и добавил, заметив недоумение на лице Польны: – Разумеется, моя коллега шутит. Это не потому, что я вампир, а потому что я действительно не умею готовить кофе, который нравился бы людям.
«Они ведь не знают, почему я здесь, правда?» – Польна неуверенно рассмеялась.
– Дейви отнесет ваш чемодан наверх, – сообщила Кендра, и до Польны донесся такой знакомый и родной гул кофемашины. Спустя еще пару минут божественный напиток с густой пенкой был у нее в руках. – Располагайтесь, завтрак для людей начинается в восемь.
– Завтрак для людей, а для вампиров – ужин, – все в той же равнодушной манере отозвался консьерж. – Некоторые из нас любят плотно поесть перед сном, а тут столько свежих гостей, если вы понимаете, о чем я.
От человеческого портье он отличался разве что наличием плотной черной вуали, струящейся по его лицу и доходящей вампиру до середины груди. Представители этой древней расы предпочитали прятать открытые участки тела. Раньше Польна считала, что это из-за боязни света, но однажды коллеги рассказали ей, что вампиры таким образом тактично скрывают свои эмоции, связанные с людьми.
Вызванные Голодом эмоции, если точнее.
От последней реплики вампира Польна поперхнулась, едва отпив кофе: нет, она недооценила Ио. Наверняка именно она подговорила этих двоих разыграть перед ней столь прекрасную миниатюру взаимной ксенофобии, иначе и быть не может.
– Прошу, простите его, – сказала Кендра. – Дейв, этот старый пень, бухтит ночи напролет. Пора уже заколотить наглухо его гроб.
«Да что здесь происходит, в конце концов?!»
– Пожалуй, мне надо поспать несколько часов, – Польна бегло оглядела просторный и абсолютно пустой холл: она ведь не одна будет жить в этом странном отеле?
– Конечно, – ответила Кендра. – Как вам будет удобно.
Ближе к ночи Джакоби ждал еще один разговор, на этот раз менее приятный.
Самочувствие улучшилось: ему разрешили сесть на кровати и даже почитать книгу при свете тусклой лампы. Впрочем, уже через двадцать минут Джакоби отложил ее – глаза начали дико чесаться и болеть, словно в них насыпали песка.
«Проклятье! Что, черт возьми, не так с моим зрением? – раздраженно подумал он и вдруг вспомнил, что еще не видел себя в зеркало. От этого осознания по спине Джакоби поползл едва уловимый холодок. – Это ведь мои глаза, верно?»
Поднявшись с кровати, Джакоби медленно приблизился к окну и распахнул тяжелые шторы. Чернота, одна сплошная темень. Коснувшись холодного стекла кончиками пальцев, он почувствовал, как дрогнуло, как тревожно ухнуло вниз его сердце. Без своего, такого привычного ночного видения, он почти ничего не мог различить; наверняка сейчас его зрение было даже хуже, чем у человека. Джакоби в очередной раз потер глаза, и перед внутренним взором тут же замелькали мушки да разноцветные круги.
«Проклятье!.. Ладно, капитан, бывало и похуже», – сказал он себе и прикрыл веки.
Потянул носом, прислушался. В отличие от глаз, другие органы чувств Джакоби восстановились в полной мере, и очень вовремя: воздух здесь был до головокружения чистым, лишенным всяческих примесей. Никакого дыма из вышек, того самого смога, что однажды превратил цветущий мир в обитель вечного сумрака. С самого детства Джакоби дышал этой едкой дрянью, однако легкие его, как и легкие любого другого сентиента прекрасно фильтровали поступающую взвесь.
