– Очарована тем, что, наконец, узнала ваши основные принципы… впредь я вам буду доверять.
– Вы же так не думаете всерьёз! А как же быть с моей маленькой сумочкой, которую я не смогла оставить!
– Что! Сумка? Какая сумка? (И она ищет глазами Мопса).
– Да, эту, совсем маленькую! Не ругайте меня, я туда положила лишь мои деньги… и только оба письма, которые мне прислал Ольтмар.
– Вы меня начинаете раздражать. Вы обезумели!
– Не совсем и не настолько! Неужели вы думаете, что я не знаю, что Ольтмар богат? Я его буквально культивирую… как редкое растение… главным образом, ради его подарков… и его автомобилей… ложи в театре и премьер в нем… билетов на бега на ипподроме. Так что… что касается сакральной фразы насчёт «текущей слюны»… да, я отужинала с ним!
И Флош грустно посмотрела на Зелисберг и на Фирвальдште́тское… или Люцернское озеро, как женщина, которая никогда в жизни больше не сядет за обеденный стол. После чего довольно-таки театрально лишилась чувств… Несколькими мгновения спустя, осознав, очевидно, что не добилась ожидаемого успеха, она стала что-то лепетать, будто была по-прежнему была не в себе… по любому поводу… на любую тему, рассуждая по поводу цвета воды в озере, отражений на нем облаков и окрестных вилл, цветов, памятника Шиллеру… после чего неожиданно обратилась к псевдо-берлинцу:
– Герр… не знаете ли вы, это действительно могила Шиллера?
– Нет, мадам, здесь покоится только его сердце.
– Ах! Неужели здесь можно увидеть его сердце! Сердце столь великого человека, такого поэта!… И они его вырвали… его пламенное сердце… из его мёртвого тела… бессердечные! И они его туда засунули… в этот огромный холодный камень на берегу озера. Это бедное сердце! Сколько поэтического вымысла, месье! Только немцы могут себе позволить иметь такую чувствительность. Ах! Любовь, любовь! Разумеется, Ольтмар это оценит, ведь у меня такая увлекающаяся натура. Как я буду прекрасна в своём печальном образе.
– Ах, этот бедный Ольтмар, – продолжила иронично Этри, – вы сделаете его несчастным… ведь он ещё даже не подозревает, что имел возможность… и мог вас реально полюбить.
– Да… именно это так ужасно, и этой малости достаточно, чтобы отравить мою поездку!
Озеро было холодно, серо и туманно в этот утренний час, буквально леденя своей сыростью все вокруг.
Этри ожидала, как в театре, окончательного апофеоза этого действа на фоне красот Готарда, на которые она всерьёз рассчитывала, дабы восстановить своё хорошее настроение… но, когда они появились перед её глазами во всей своей первозданной серой строгости, с пятнами зелени кустов и деревьев, девственными, каменистыми, узкими и глубокими ущельями… величественными, если не принимать во внимание тот факт, что она паталогически не любила зелёный цвет. Всё это её раздражало настолько же, как лицезрение плохой картины.
– Это вас довольно-таки сильно дискредитирует, моя дорогая! – произнесла Флош с упрёком. – Эти вечные снега, эти грандиозные пики, эта невероятная природа, и это необычайное творение человеческих рук-железная дорога… разве эти чудеса не перевернули вашу душу…? И если задуматься над тем, что именно мы, люди, нашли способ победить этих каменных монстров, чудовищ, сделать их полезными для нас… это мне напоминает историю про мышь, которая роет проходы в сыре! Это великолепно! И это ущелье…
– О! А это ущелье… Представьте… Если подумать о прекрасной женской груди… о расселинке между ними… есть с чем сравнить! Не правда ли?
