Сенявин - страница 23



».

Капитан-лейтенант Дмитрий Сенявин, работавший в это время в качестве специального посланника между Войновичем и Потёмкиным, привёз письмо проскакав на лошадях более 300 вёрст вернулся в Севастополь.

22 мая Государыня Императрица Екатерина Алексеевна со всеми гостями ближе к обеду прибыла к специальному павильону, построенном для неё на Инкерманских высотах. Здесь для знатных особ был накрыт обед. В начале обеда под звуки музыки, против Екатерины было большое пространство, задрапированное тканью и затем после снятия занавеса перед всеми, открылась перспектива Севастопольского рейда. Море бесконечным щитом облегало роскошный вид холмов, между которыми к широкому подножию павильона раскинулся длинный залив и рейд. По всему заливу тянулась линия из 29 русских военных судов. Над главным линейном кораблем поднялся «кейзер-флаг главнокомандующего» и с обоих бортов кораблей началась пушечная стрельба, что произвело неизгладимое впечатление на присутствующих. Дым от канонады расстилался в обе стороны и затянул всю гавань. Вот цитата из воспоминаний австрийского генерала Нассау-Зигена: «В ту минуту, как эскадра салютовала, государыня встала и пила за здоровье австрийского императора Иосифа, сказав: „Надобно выпить за здоровье моего лучшаго друга“. Она была как нельзя более довольна видеть свои морския военные силы в этих водах. Когда императрица встала из-за стола, я очутился возле нея и сказал, что я так тронут всем виденным, что я поцеловал бы ей руку, ежели бы я мог на это осмелиться».

Капитан-лейтенант Сенявин находился при катере, который должен был везти Государыню вдоль кораблей Севастопольской эскадры. Вот как он пишет: «…при вступлении на катер Императрица, милостиво приветствуя людей, сказала: „Здравствуйте, друзья мои“. Гребцы разом ответили: „Здравствуйте, Матушка Царица наша“. Потом ей угодно было сказать: „Как далеко я ехала, чтобы только увидеть вас!“. Тут, загребной матрос Жаров (который был после лучший шхипер во флоте) ответил ей: „От евдакой Матушки Царицы чего не может статься“. Государыня, обратясь к графу Войновичу, сказала по-французски, с большим, как показалось, удовольствием: „Какие ораторы твои матросы“. Гребцы были подобраны молодец к молодцу, росту не менее десяти вершков, прекрасные лицом. На правой стороне все были блондины, на левой-брюнеты. Одежда их была: оранжевые атласные широкие брюки, шелковые чулки в башмаках, тонкие полотняные рубашки, галстук тафтяной, пышно завязанный, а когда люди гребли, тогда узел галстука с концами был закинут на спину, фуфайка оранжевого тонкого сукна выложена узорами черного шнура, шляпа круглая, с широким галуном с кистями и с султаном страусовых перьев. Катер блестел от позолоты и лака. На флоте люди поставлены были на реях в летних платьях, фуфайках и широких белых брюках, шелковых галстуках, кушаки были разных цветов по кораблям на подобие лент георгиевских и владимирских». Когда катер со штандартом поравнялся в флагманским кораблём «Слава Екатерины» все суда произвели по 31 выстрелу. Государыня вышла на берег на каменной пристани и прошла в приготовленный ей адмиральский дом. У пристани её встречали сухопутные войска, адмиралтейские команды и народ. В этом адмиральском доме она изволила «жаловать к руке Черноморского флота контр-адмирала графа Войновича, капитанов бригадирского чина Алексиано и Ушакова, капитана 1 ранга Тизделя и прочих морских штаб и обер-офицеров