«Теперь я знаю его имя…»
На так называемых стенах, висели картины, судя по всему, найденные беднягой где-то на помойке, но как не крути, все же, они отыгрывали свою немаловажную роль для создания общего уюта. Рассматривая их, я вдруг поймал себя на мысли, что за все время нашего с ним знакомства я до сих пор не сказал ни слова. В этот момент мне стало неловко, ведь он, судя по всему, тащил меня на себе, что бы я не замерз насмерть, а я даже не соизволил элементарно поблагодарить его. Что бы как-то исправится я, словно великий ценитель искусства промямлил:
– Отличная… – Ком в горле от продолжительного молчания заставил меня запнуться.
– Что? Повтори… – Хриплым голосом переспросил он.
– Отличная, говорю, у Вас картина! Вы обладаете очень тонким вкусом. – Таким же тонким как мой голос, когда я произносил эту фразу.
Он с неким подозрением строго посмотрел прямо мне в глаза. На секунду стало даже не по себе от такого, но потом он несколько «смягчив» линии лица пояснил.
– Она просто закрывает дыру в стене. Садись – он показал, на матрац, лежащий на земле.
Осознавая, насколько глупо выгляжу, я послушно выполнил его приказ. Все это время, пока я оценивал его жилье, он крутился у некого подобия газовой плитки. Постоянно грохоча металлической посудой.
– На выпей – это согреет, – он протянул алюминиевую кружку. Я почувствовал запах корицы.
– Это глинтвейн, пей пока горячий. – забота с которой он выговорил последнюю фразу, скорее напоминала сюжеты из триллеров, где маньяки, запершие своих жертв в подвалах иногда приносили им еду и воду, что бы последние не умерли с голоду.
Я не мог в это поверить, но вкус напитка был идентичен вкусу напитка, который делала моя Ким… Я замолчал. Даже мелкие намеки на хорошее настроение или капельку позитива растворились в горячем вине. Боль наполнила мое сердце и хлюпала через края, подобно глинтвейну из кружки со смятыми бортиками. Этот запах, этот вкус… Старик что-то говорил мне, но уже его не слышал, я сидел на берегу озера…
Была прохладная ночь. Она достала из рюкзака термос и попросила закрыть глаза. Я почувствовал, как Ким поднесла к моим губам чашку
– Пей – нежным голосом произнесла она.
Чувствую как ее губы приближаются к моим. Чувствую, как от них пахнет корицей и вином. Она целует меня… Ее губы медленно плывут к моему уху
– Я хочу от тебя сына…
… – Эй, парень! Что это с тобой? – голос старика ворвался в мой теплый мир воспоминаний…
– Да, простите, видимо я перемерз сегодня ночью. – оправдываясь произнес я.
Пока я был в том мире, на улице успело стемнеть, и старик зажег несколько свечей, в их свете я наконец-то обратил внимание и рассмотрел его лицо. Как оказалось у него на лбу нашел себе место шрам, очень похожий на четырехконечную звезду. Я не стал спрашивать откуда он. Но при этом, слушая рассказ о его невеселой работенке, просто не мог отвести глаз от этого увечья на его лице.
– Тот мальчонка, на чьей могиле ты лежал, ты знал его? – он из подлобья пронзительно посмотрел на меня.
Словно воткнув два пальца в розетку, меня с ног до головы пробрало морозом. Но я нашел силы ответить.
– Это… Это мой… – боль пролилась на все тело – Это мой сын – выпалил я, закрыв при этом глаза.
– Ох, ну прости парень, я не хотел сделать тебе больно. – он по-отечески похлопал меня по плечу.
Он опустил голову, в его глазах читалась захлестывающая волна печали. Немного помолчав, старик поднялся с места, отошел к двери и, опершись на стену рукой, не поднимая головы заговорил.
