– Ты в курсах, дядек, почему права твоя Ксюша, а не ты? – говорю на это Джефу недушевный я. – И что если по чести, то не в два раза надо было твою байку резануть, а под корень? Знаешь, почему?.. Нет, я совершенно не сомневаюсь, что это была суперская байка. Но для читателей твоей “газетки” – за исключением, в лучшем случае, двух-трех человек! – она не то что малопонятна, она в принципе недоступна. У тебя вообще иное устройство глаза. То, что очевидно для тебя, о чем ты пишешь, на что пытаешься обратить их внимание, – читатели твои просто неспособны воспринять. Как инфракрасный спектр…
Я это ему толкаю – открытым текстом – регулярно. Специально ему это говорю. Не очень даже понимая – зачем. Ведь он и сам все знает. Наверное, я не его убеждаю – себя. И не убеждаю даже – напоминаю о необходимости сохранять бдительность. Чтобы, пардон, не оказаться на его месте.
Внутренние ощущения неоднозначные и меня самого несколько смущающие. Я понимаю: то, что и как я думаю, общаясь с Джефом, не вполне укладывается в рамки дружеского кодекса. И все-таки я продолжаю это думать – сознательно продолжаю. Держу своего лучшего – возможно, вообще единственного – друга за негативный пример для самого себя. За пример того, как не стоит собой распоряжаться.
Дело не в том, что за выбор Джеф сделал. Дело в том, как он его сделал… Точнее, в том, что он его НЕ сделал. По крайней мере, сознательно.
Джеф безусловно лучший кино – и литературный критик в этой стране. Само по себе это ни о чем еще не говорит; сильнейший в кругу дистрофиков не обязательно Шварценеггер. Но Джеф крут вполне объективно, по гамбургскому – питерскому, московскому… – счету. Вот только ни в Гамбурге, ни в Москве об этом никто не знает, а здесь на это всем наплевать. Соревноваться здесь не с кем: чемпионат по этому виду просто не проводится – и на сольное твое выступление зрители тоже не приходят. Джеф и сам прекрасно понимает, что байки свои – клинически точные и по-хорошему злые – пишет для себя, максимум для нескольких друзей. То, что он по-прежнему старается делать свое дело качественно, – чистое профессиональное донкихотство. Но донкихотство не бывает вечным и даже долговременным, слишком быстро иссякает ресурс – и Джеф опять-таки сам понимает, что перспектива у него простая: рано или поздно исхалтуриться.
То есть формально перспектив – много, и разных: Джефу двадцать четыре, и он отличный профессионал. Но на деле вариант только один, две его разновидности – и “обе хуже”. Сконцентрироваться на административной своей служебной составляющей – и в будущем дорасти до замредактора, а в отдаленном будущем, возможно, и до главреда – и умереть как профессионалу. Либо переключиться на сопредельный, но более прибыльный род деятельности – допустим, на пиар, политический или экономический, – заработать, при хорошем раскладе, довольно много денег – и опять-таки умереть как профессионалу.
Потому что вариант другой, самый естественный – сменить страну, – для Джефа закрыт. Потому что у него неработающая жена и ребенку полтора года. И при таком раскладе попытка перебраться в ту же Москву – чистой воды авантюра, требующая слишком больших материальных, физических и бюрократических затрат и с маломальским благополучием чад-домочадцев несовместимая в принципе. А для того чтобы забить на это самое благополучие, Джеф слишком порядочный человек.
