– Ай, Юрь Фёдорыч, больно! Так вот вы как, да? А я ни в чём не виноват, я только в туалет отпросился.
– У меня тут полный класс свидетелей, слышавших, как ты обещал смыться с моего урока.
Юрий заглянул через плечо этой волосатой жердине, но никого не увидел. До него донёсся топот ног по лестнице – товарищи Семёна с позором дезертировали.
– Полный вперёд! – скомандовал Юрий. – Курс на кабинет завуча. Василина Васильевна будет рада новому рабу. Как раз давеча искала у меня провинившихся для садово-огородных работ.
На лице мальчишки появилось неуверенное, щенячье выражение.
– Мне неудобно, задом-то.
– А придётся.
Посреди тёмного пустого коридора Юрий выпустил чужое ухо. Ткнул пальцем в щуплую грудь.
– Рассказывай, что ты там вспомнил.
– А вы меня отпустите?
– Сейчас отпущу. Если на уроке тебя и твоих дружков не увижу, поставлю «кол». Он, знаешь ли, похож на гитарный гриф.
Нагловатое выражение вернулось на лицо подростка. Он вытер натёкшие в ямочку над верхней губой сопли.
– А вы не ставьте! Мои сведения горячи, как пирожки у мамули. Если будем здесь стоять и трепаться, могут и остыть.
Заметив, что рука преподавателя вновь начала манёвр по направлению к многострадальному уху, Семён замахал руками.
– Хорошо-хорошо! Значит, слушайте: я тут написал деду своему депешу.
– Письмо, что ли, написал?
– Да нет же! Дед у меня двинутый на новых технологиях, со смартфоном в огород ходит, поняли, да? Он при Союзе матёрым электронщиком был, а как на пенсию вышел, так уехал в гребеня, в земле ковыряться. Но к технике, скажу я вам, не охладел! Первый побежал в магазин за компьютером, а теперь и планшет у него, и айфон.
– Давай ближе к делу.
Юрий огляделся. Никого. Тусклые люминесцентные лампы гудели над головой. Он чувствовал себя как герой второсортного кино, который больше всего боялся не пистолета в руках у бандита, а пальца на телевизионном пульте. Переключит или нет?..
– Ну вот, он и написал: «Не изволь беспокоиться, внучок, есть у нас один такой город». Около сотни километров, но это считай что рядом. Называется – Кунгельв.
Точно, Кунгельв, – подумал Юрий.
Тем не менее, он дослушал Семёна до конца. У того загорелись глаза.
– Это город-призрак, прикиньте! Ну, дед так говорит. Там живёт всего несколько тысяч человек, наверное, потому, что зимой туда разве что на вездеходе и доберёшься. Да и делать там нечего. Старые дома, ни одного завода, сплошное культурное наследие, а вокруг – болота да тайга. Оно, конечно, тоже хорошо, но одними барельефами сыт не будешь!
Он передёрнул плечами, сказал, будто самому себе:
– Там всё, наверное, уже рушиться начало. Рушиться, да гнить… заживо.
Видно, были бы деньги да свободное время, парень прямо сейчас прыгнул бы на электричку, чтобы посмотреть на настоящий город-призрак.
– Свободен, – сказал Юрий.
– Правда? – просиял Семён.
– Всё, что касается моего урока, остаётся в силе. И всех прочих тоже. У тебя есть все шансы досадить самым нелюбимым учителям, явив свой прекрасный лик на их предмете.
Последнее слово ещё не успело сорваться с губ, а мальчишка уже растворился на лестнице.
– Бросьте, вы классный! – крикнул он напоследок.
Из другого крыла доносились голоса первоклашек, что хором повторяли что-то за учительницей – судя по голосу, Юлечкой Морозовой, блондинкой, к которой клеились все без исключения ветераны преподавательского состава. Юрий подумал о дожде, барабанящим по гниющим крышам, о заброшенных квартирах, и ему показалось, что перила шевелятся в траурном свете облачного полудня, изгибаются, как ниточки чернил в стакане с водой.
