А потом я совсем от охватившего меня жара была готова сгореть, когда глаза подняла на лицо Аспида...
Поймал за бесстыдным рассматриванием. Пилил взглядом пронизывающим, и зелень необычайная в очах играла.
— И что же ты, Вольха Грозненская, так слаба духом оказалась? — его низкий голос тягучестью наполнил пещеру, и в теле моём вызвал дрожь ответную.
— Ладно, чувств лишилась, то со всеми бывает, но неужто ты и голос утратила? — прошелестело насмешливо и в то же время требовательно.
— Не утратила, — брякнула, силы сыскав. Никогда сопли не жевала да на кулак не наматывала. Меня хоть и в строгости воспитывали, учили не только уважению к старшим и всяко разным женским делам, но и премудростям житейским. И в особенности говорить, когда велено, ибо батюшка веровал, что, хоть мужи и управляли княжествами, рядом всегда место для жены было, и, ежели было что полезное сказать, пусть лучше поделится, чем безмолвием упрекает. Послушать — не беда, не убудет с мужика...
— Но боишься до сих пор, — а вот теперь откровенно глумился Аспид окаянный. Неспешно ко мне подошёл, нависая горой и чаруя обликом диким. — Я лишь год жизни просил, ежели меньшим сроком не обойдёмся...
— Я не смогу ВАС полюбить, — гордо голову задрала.
— А мне оно зачем? — прищурился Дамир. — Мне наследник надобен...
— И Вы отпустите, как срок выйдет?
— Ежели не оплошаешь ни в чём, как и обещал, отпущу.
— Что значит оплошаешь? — сердце биться перестало. И без того дышала урывками, а теперь и подавно голова кругом пошла, ноги ослабели.
— Ежели не разгневаешь да на клык не попадёшь... — последнее не то промурчал, не то прорычал, а по мне дрожь пробежалась от голоса его низкого и бархатного. Отшатнулась да в алтарь задом уткнулась, оказавшись в ловушке, куда сама себя загнала.
— Опять трусишь, — обронил Аспид, ступив ближе да руками в алтарь упираясь по обе стороны от меня. — А как же клятва верности? Почитать мужа своего... — намеренно протягивал слова, ко мне склоняясь.
— Так я от клятв не отрекаюсь, — мотнула головой. — И от долгов тоже... Ежели должна Вам, — преисполненная достоинства молвила, но Дамир меня заткнул. Губами своими жадными хапнул мои, продолжая собой к алтарю подпирать. А когда сдалась под напором и отклонилась, не позволил свободы, за затылок придержал, поцелуй углубляя.
Окаянный Аспид!
Решил меня измучить: языком зубы протаранил, совсем дух из меня вышибая. Не то завопила возмущённо, не то застонала от бури чувств небывалых.
Ноги ослабели, голова закружилась... и легко, воздушно стало. Так необычно сладко, горячо, волнительно, что вцепилась в Дамира, дабы не рухнуть наземь. Обвила за шею...
И тогда рык его низкий, ответный, прогнал по телу волну щекотливых, очумелых от восторга мурашек.
Когда Аспид прервал поцелуй, к ужасу поняла: сижу на алтаре, а он уже между ног моих... горячил ляжки своим телом и зарождал в нутре... нечто, чему не находила объяснения. Ох, и люто я себя и плоть свою возненавидела за предательство такое...
А Дамир гипнотизировал ликом своим: дышал быстро и шумно, ноздри носа трепетали яростно. Взглядом по лицу моему прогулялся, задумчивым и огненным, словно сам полыхал и едва сдерживался, чтобы и меня не спалить.
Потянулся рукой к моей щеке.
Затаилась я, страшась и себя, и его, и того, что случиться должно было. Но он лишь кончиками пальцев, едва ощутимо по скуле повёл, я слегка отвернулась, избегая прикосновения и кляня своё слабое тело за то, что так явно выдавало мой страх перед этим существом.
