Горько плачу, умоляя мерзавцев сжалиться. Я стою перед ними на коленях. Один из уродов делает выпад вперёд и отвешивает мне пощечину.
— Рот закрыла, пока открывать приказа не было. Или я сам его закрою. Но в следующий раз не кулаком.
Лидер шайки криво лыбится. Кладет руку на выпирающую шишку, в области ширинки, почухивая приличную выпуклость.
Меня сейчас тошнит. Сердце начинает стучать быстрее и чаще. Они пьяные. Обкуренные. От них травой несет и пивом за километр.
— Пусть всем по кругу отстосет, потом мы её трахнем у стенки. И заберём! Поживет пока у нас, будем ебенить по очереди, пока не надоест и не посчитаем нужным, что долг отработан.
— Что скажешь, красотуль? — лидер банды скалится как акула. — Он гладит меня по раненой щеке. Слезы льются ручьями вместе с потекшей тушью. — Если нет бумажек в заначке, то значит телом рассчитаешься. Отработаешь как шлюха. Бесплатно. Месяца три.
— Пять, — перебивает один из гандонов.
— Нет, не надо так… — слёзы душат похлеще яда.
Главарь резко впивается пальцами в мои скулы, я взвизгиваю, жмурясь, когда он вдавливает в мой рот свои вонючие пальцы, будто спицы.
— Рот открыла, дрянь! Сейчас горлом будешь работать! Остатки долга только так возьмем!
— И не только, — мерзкий хохот беспощадно вспарывает ножом нервы.
— Нет, прошу, нет. Вы же люди… Ну вы же не звери! Отпустите, молю!
У меня начинается адская истерика.
Они убьют меня.
Убьют.
Изнасилуют до смерти и бросят в грязный мусорный бак. Никто искать не будет. Нет у меня никого. Я сирота.
Бандиты окружают меня толпой, загоняют в угол, как на заклание, перед тем, как устроить смертную казнь. Распускают ширинки. Приспускают штаны, наглаживая топорщащиеся члены. Ржут. Ублюдки ржут над слабой, избитой женщиной, не способной дать отпор, стоящей перед толпой уродов на коленях, в грязи.
Мой кошмар повторяется. Если три месяца назад им помешали, их тогда кто-то напугал, то в этот раз вряд ли молния ударит в одно и тоже место дважды.
— Открывай хлебало, — Бармалей плюётся
Я закрываю глаза, плотно смыкаю губы. Трясу головой.
Пусть избивают. Добровольно не стану унижаться. Довольно!
— Чё, непонятливая, да? — кто-то резко хватает меня за горло, сильно сдавливает шею.
Больно! Печёт!
Я уже прощаюсь с жизнью окончательно, как вдруг слышу оглушающий рёв мотора.
Сильный, звучный. Как двигатель взлетающего истребителя. Аж уши горят огнём.
Яркая вспышка фар слепит глаза. Прищурившись, я вижу красную спортивную иномарку. Неужели это...
— Отошли от неё, уёбки.
Хлопок. Из тачки вылетает массивная, тёмная фигура.
Сердце подскакивает до самого горла от зашкаливающего адреналина.
— Кто там?
— Чё за понты?
Ублюдки начинают нервничать, отвлекаются на незваного гостя, отпуская моё горло. Я вскакиваю на ноги, но бежать некуда. Позади тупик — обшарпанная стена. Я жмусь к ней спиной, щурюсь, пытаясь понять, что там происходит, и дышу часто. Как будто в последний раз. Не могу надышаться.
Картинка раскачивается перед мутнеющими глазами. Я на грани обморока. Вышибалы окружают здоровяка, словно гиены, готовые в любой миг бросится стадом на жертву-одиночку. Однако, что-то идёт не так. Их много, но он — один. Достоин десятерых таких же Бармалеев, если не больше.
Бах!
Бах!
Бах!
— Ай, бляяя!
— Ты что творишь?!
— Ёбаный в рот!
Я опять падаю на колени, закрываю уши и кричу. Там что-то страшное происходит. Что-то, похожее на драку.
