Бенара проводила Нинель строгим взглядом и дала молчаливое указание служанке. Та, повинуясь каким-то лишь ей известным сигналам, скрылась в чулане. Послышался шорох, потом скрежет, словно тащат что-то тяжелое. Через минуту в дверях чулана появился зад служанки.
Пыхтя и согнувшись, как прибитая, она тащила деревянную лохань. Бенара наблюдала за ней, нервно поглядывая на крохотные часы на цепочке, которые всегда носит в кармане юбки. Когда, служанка, наконец, вытащила корыто, Бенара произнесла:
– Прекрасно. Можешь быть свободна. Пока. А вы, леди, можете воспользоваться магией в последний раз, чтобы наполнить ванну.
– Мне не требуется разрешение, чтобы пользоваться магией дома, – отозвалась я, сползая с кровати.
– Разумеется, – согласилась экономка. – Но вам придется привыкать к подчинению. О принце Черного дома говорят разное, но все хором твердят, что он властолюбив.
Я тяжело вздохнула и подошла к корыту. Хлопнув в ладоши, произнесла пару простых фраз на хорошем аваронском. Когда над лоханью образовалась темная воронка с крошечными всполохами, отошла и стала ждать, пока природа сделает свое дело.
Едва тучи сгустились, из них хлынул дождь ровно в корыто, не проливая ни капли на пол. Заполнив его до половины, туча рассеялась, а я вновь подошла к лохани и потерла ладони, словно развожу костер с помощью палки и мха.
Между пальцами сверкнули искры, я опустила ладони над водой, и та, через пару мгновений, стала парить.
– Готово, – сказала я, победно взглянув на экономку.
– Прекрасно, – отозвалась она. – Забирайтесь и хорошенько вымойтесь. Не стоит выходить к виконту с заспанными глазами и… Остальным.
– Могу я остаться одна? – спросила я, заранее зная ответ.
– Леди, – тоном, которым говорят с умственно отсталыми детьми, сказала экономка. – Нет времени нежиться в лохани. Если бы, конечно, вы не потратили утро на прощание… с этой.... С этой…
– Осторожно, Бенара, – проговорила я. – Ты говоришь о подруге невесты принца из правящего дома.
– С этой институткой, – нашлась Бенара и красноречиво постучала ногтем по циферблату часов.
Вздохнув, я потянула за шнурки на шее, сорочка скользнула по телу и осела у ног. Переступив через тонкую ткань, вошла в воду.
Одна из девушек добавила в лохань несколько капель масла гардении, вторая услужливо протянула жидкое мыло. Хорошенько взбив пену на волосах, я наклонила голову, пока ее поливали из ковша. С обернутым вокруг головы тюрбаном я закончила водные процедуры.
Стоило встать, на плечи опустилось подогретая банная простынь, и я укуталась в мягкую ткань. Переступив борт лохани и подождав, пока коврик впитает лишнюю влагу, прошла к тяжелому, в полный рост, зеркалу в кованой раме.
На меня взглянула и захлопала ресницами высокая девушка с голубым тюрбаном на голове. Под припухшими ярко-зелеными глазами пролегли чуть заметные тени, обескровленная губа закушена. Рыжий локон вырвался из голубого плена, упал на бледный лоб.
– Краше кровь сцеживают, – пробормотала я.
Бенара нарочито участливо подняла тонкие брови.
– Вам без этих ваших очков намного лучше, – фальшиво пропела она.
– Без этих моих очков хвост у тебя совсем облезлый, – буркнула я себе под нос.
Экономка взвизгнула и обернулась, подбирая юбки. Тут же приняла степенный вид, хотя видно, сохраняет лицо только потому что уверена, больше я сюда не вернусь.
Сразу несколько пар рук протянулись ко мне с деталями туалета – от чулок и тонкой батистовой сорочки до корсажа, панталон, рубахи, шейного платка. Ловкие пальцы служанок заскользили по телу, быстро одевая меня, расправляя на одежде складки. Чьи-то заботливые руки стянули с головы тюрбан. Вырвавшиеся на свободу локоны защекотали шею, кто-то из девушек принялся сушить их подогретым полотенцем, которое предварительно пропитали несколькими каплями масла гардении, моего любимого аромата.
