Сердце Демидина - страница 25

– Что же мне, батюшка, в православие их обращать?

– Не сразу, не сразу, – поспешно сказал отец Леонид, бросив боязливый взгляд на Конькова. – Тебе товарищ старший лейтенант скажет, что делать. Твоя обязанность быть на своём посту. Понимаешь?

Антоша вздохнул и кивнул головой.

– Не сердитесь на него, товарищ старший лейтенант, – попросил отец Леонид Конькова, – дайте ему задание, и он справится.

Коньков критически посмотрел на Антошу.

– Справишься? – спросил Антошу отец Леонид. – Что молчишь?

– Справлюсь, – потупившись, сказал Антоша. – Можно вопрос товарищу старшему лейтенанту?

– Задавай, – сказал отец Леонид.

– На исповедь мне ходить можно? – спросил Антоша.

Коньков переглянулся с отцом Леонидом.

– Раз в месяц, – разрешил он.

– Благодарствую, – сказал Антоша.

Коньков мысленно выругался: «Вот и работай с такими! Детский сад, а не сотрудники».

– Что ж, Антон, – сказал он, – ещё одно нарушение – и пощады тебе не будет.

Он подумал и добавил:

– И батюшка тебя накажет. По духовной линии, так сказать.

Ситуацию, таким образом, удалось выправить, хотя Конькова теперь не покидало неприятное чувство, что Антоша оказался далеко не таким надёжным сотрудником, как ему казалось.

У Константина Сергеевича Демидина тем временем дела шли великолепно. Недавний полёт из Петькиной квартиры стал его очередным достижением.

Когда энергия колебаний в психооптической системе достигала критических значений, нормальные физические законы переставали работать. Могла ослабнуть гравитация, и система переходила в состояние медленного полёта. Само физическое пространство порой истончалось, и тогда сквозь него проглядывали неизвестные формы то ли растительного, то ли животного происхождения. Иногда психооптическая система могла превратиться в настроенную на отдельного человека своеобразную гипнотическую пушку.

Однажды Демидин, управляя группой из шести человек и держа в руках фотографию одного диссидента (сам этот диссидент находился в изолированной палате института Сербского), сумел вызвать у того нервный припадок. При этом в какой-то момент Демидин почувствовал себя буквально вброшенным в сознание неизвестного ему человека.

Ему показалось, что он очутился в другой Вселенной. Он стоял на тёмной равнине, края которой терялись в тумане. На чёрном небе скорее ощущались, чем светили звёзды. Демидин был здесь посторонним, и чуждые энергии пронизывали его дрожащее тело.

Загремел или, скорее, захохотал гром, и сквозь серию вспышек он начал различать картины из жизни человека, во внутреннем мире которого он находился. Ему казалось, что ему бросают подачку и в то же время высмеивают. Демидин был напуган и оскорблён одновременно.

Потом всё исчезло, и он увидел вокруг себя ошарашенные лица ассистентов. Рядом лежали потерявшие сознание дифракторы. Пахло палёным, и рёбра Демидина ныли. Уже дома он обнаружил, что на его груди обгорели волосы.

Пока шёл эксперимент, диссидент, за которым внимательно наблюдали, лежал в горячке, и в бреду, который аккуратно записывался, он сообщил кое-что полезное о своих друзьях.

Результаты эксперимента, описанные Демидиным, вместе с этими записями были отправлены по инстанциям наверх и неожиданно заинтересовали управление внешней разведки.

Демидин был вызван на доклад в их аналитический отдел. Слушали его там очень внимательно. Вопросы задавали тихо и вежливо. У Демидина создалось впечатление, что о его опытах уже многое знают.