– Пожалуйста, – выдавил из себя Вова.
Ему очень хотелось как-нибудь сострить, но, как назло, ничего не приходило в голову.
Демидин начал занятие с молитвы древнему славянскому богу мудрости по имени Шут-Чернобог.
– Ой да, ты Шут-бог-Чернобог, – сказал он, разглядывая Петькину люстру. – Знамо мы та колядо та. Млеко теляткам, мудрятко волчаткам. Подай!
И все повторили хором:
– Подай!
«Вечно я должен выдумывать какой-нибудь бред, чтобы их настроить, – раздражённо подумал Константин Сергеевич, – вместо того чтобы работать с нормальными ассистентами».
– Поговорим о русских сказках, в которых зашифрованы тайные знания, – сказал он.
Он обратился к Лелю.
– Рассказывай, что успел подготовить.
– Сравним наши сказки с иностранными, – волнуясь, начал Лель. – В европейских сказках какой-нибудь Питер-дудочник заманивает детей в пещеры или канализационные трубы. Или Ганс-угольщик при помощи чёрта заменяет сердце на кусок угля. В западных сказках отсутствуют высшие цели, а герой вполне определяется своей профессией плюс степенью своей жадности. Хотя встречаются изредка благородные и самоотверженный натуры – например, рыцари.
С другой стороны, восточные сказки – апофеоз обжорства и лени. В «Тысяче и одной ночи» венцом желаний персонажей является соединение с какой-нибудь липкой от сладостей принцессой или обладание караваном верблюдов, нагруженных золотом.
– Западная сказка похожа на добротно сделанный сапог или на шкатулку со сложным механизмом, – сказал Лель. – Восточную я бы сравнил с переспелым персиком. И только русская сказка выдерживает сравнение с небом и росой. В ней есть воздух, музыка и тайна.
Демидин посмотрел на часы.
– А какие тайны ты видишь, например, в сказке «Алёнушка и братец Иванушка»? – спросил он.
Лель задумался. То, что ему пришло в голову, было в духе Воянинова.
– Что ж, – неуверенно начал он, – Алёнушка трижды запрещает Иванушке испить водицы, препятствуя его инициации в мага. Но Иванушка всё-таки превращается в козлёнка, трижды перекувырнувшись через голову. Вода в козлином копытце – источник тайных знаний. Трижды Алёнушка, не понимая стремления брата, пытается его остановить. Но в конце концов Иванушка надевает на себя звериное обличье и становится бешеным фавном, бросающим исступлённые хлопья пены на анемичные цветы женских страхов.
Демидин задумался. Ему было неважно, каким именно образом заставить группу выделить энергию. Комбинация, предложенная Лелем: смерть, магизм, звериные обличья – могла бы работать, но она имела оргиастический привкус, который был Демидину неприятен.
– Данная интерпретация недостаточно патриотична, – сказал Демидин. – Перечитайте сказку ещё раз.
Лель поджал губы, но спорить не решился.
Храня молчание, Петька, Василий, Лель, Вовка и Ира по очереди склонялись над книгой «Русские народные сказки» а потом садились на диван. Демидин прохаживался перед ними, скрестив руки, и глядел в потолок.
– Кто именно является ключевой фигурой? – спросил он. – Ведьма, Алёнушка, Иванушка, купец – кто? Если мы это поймём, мы найдём источник силы, зашифрованный в этой истории.
Вова Понятых покосился на остальных. Его взволновало то, что Демидин так серьёзно отнёсся именно к этой сказке. Именно её Вова очень любил в детстве. Когда ему было лет шесть, он даже плакал разок, представляя Алёнушку тоскующей на дне пруда. Для него главным лицом в сказке всегда была Алёнушка.
