– Выпью один бокал.
Выбрала в буфете тонкий бокал на высокой ножке, отнесла все в комнату тети, села перед трюмо, достала и надела золотые цепи.
– Ожерелье не могло попасть ко мне просто так. Такие вещи к кому попало не приходят. – Лицо покраснело, и сердце забилось чаще от этих мыслей. Лиза зажгла свечи и наполнила бокал. Пила и смотрела на себя в зеркало и то гладила ожерелье, то крепко сжимала его в пальцах. – Все складывается, мне несказанно везет… Я не больная, как думает этот псевдопсихиатр за старинным письменным столом с дубовыми изогнутыми ножками. Хороший, кстати, стол, только не для него. Он нужен поэту или писателю, он так и жаждет попасть хотя бы к сценаристу. А ему он не даст ничего. И я не шизофреничка, как решил этот человек, который ничего так и не понял про меня. «Зачем же ты к нему ходила? – спросила она сама себя. – Ну, вроде как мне тяжело было принять себя такой, какая я есть. Со своими снами и собственной реальностью, в которой я все время пыталась искать нереальную себя. И вообще, я собиралась разводиться, и у меня должен был быть стресс. Наверное, со стороны все это выглядит довольно забавно. Когда я сама с собой говорю про себя целый час, это помогает понять лучше кое-какие вещи. Ха-ха! – Лиза быстро хмелела. Она не ела ничего целый день, и жаркое, принесенное заботливыми сестрами, осталось нетронутым. – Но он точно не понимал ничего, не понимал даже тогда, когда я не несла полную чушь. А у него, кроме дипломов по стенам, ничего внутри нет. А мне и учиться не нужно было, чтобы заглянуть внутрь других людей. И я смогу заглянуть туда, в прошлое. И все узнать про тебя, – она сказала это синему камню. – И про себя, – повторила она своему отражению в зеркале. – Может быть, у меня дар! И я хочу жить с ним. И никакая другая жизнь мне не нужна». – Лиза заводилась, алкоголь ослаблял жестко удерживаемый контроль.
Тетя держала свои ноты на этажерке под телевизором. Лиза нашла их, взяла самые верхние, первые попавшиеся. Автор и название ни о чем не говорили. Старые желтые листки, потрепанные по краям. Похожие на ее «записки доктора». Она очень давно не садилась за инструмент. Лиза поставила ноты на пюпитр, пробежала глазами и начала играть, и ей казалось, что она как будто всю жизнь только и делала, что упражнялась в игре. После последнего тишайшего аккорда она встала из-за пианино, выпила еще вина, легла на диван и стала ждать.
Реальность потихоньку деформировалась, как у человека, который торопился и по пути споткнулся, но это падение помогло избежать гибели под колесами поезда. Лиза вновь услышала музыку и больше не знала, что думать о том месте, в котором находится, где привидения ходят среди людей из плоти и крови. Может быть, и сестры Пунц – плод ее воображения? Может, у нее правда «помрачение сознания» или того хуже – шизофрения? Она держалась рукой за свою драгоценность. Постепенно будто пелена спала с глаз, зрение приобрело ясность, резкость; радость захватила ее, как волна, и она поняла, что сила, незримо присутствующая, незлая и что камень, который она держит рукой, с ней связан. И Лиза произнесла вслух самое простое, что могло прийти ей на ум:
– Добрый вечер!
Слова гулко, как в пустой комнате, отдавались в ушах, стало легче дышать, а в сознании открылся простор и перед ее глазами поплыли строчки из книги, которую она недавно читала: «Колдуньи высокого ранга, которые учились магическим формулам и волшебству, должны были вести записи, они назывались «Книга теней». Иметь такую книгу в эпоху «охоты на ведьм» было необычайно рискованно. Поэтому в своем кругу они всегда имели хранительницу или хранителя, которые перед лицом инквизиции должны были быть абсолютно вне подозрений. Очень часто такое сверхделикатное дело было в руках медика, аптекаря, алхимика или дамы из благородного общества, при малейшей опасности они должны были сжечь рукопись. Этим объясняется то, что не сохранилось ни одного экземпляра. Только обрывки и перезаписи».
